В дискуссии о международной Пластовской премии, презентованной руководством Ульяновской области в конце января, обсуждаются в основном финансовый и организационный аспекты: размер премии (20 млн рублей в 21 номинации), ее источник (бюджетные или спонсорские средства, отсутствие целевого фонда), место презентации (лондонская галерея MacDougall’s), количество чиновников, которые поехали на презентацию. За бортом дискуссии остается едва ли не главное: кого и за что хотят поддержать этими деньгами. По положению о премии, она присуждается «авторам произведений, исполненных в традициях реалистического изобразительного искусства, последователям творческого наследия А.А.Пластова». Вот что говорят об искусствоведческом аспекте премии разные эксперты.

«Нет такого искусства, как реалистическое» Руководитель Приволжского филиала Государственного центра современного искусства Анна Гор (Нижний Новгород): – К премиям вообще я отношусь нормально, лично к Пластову – очень хорошо, а к Пластовской премии – неважно. Дело не в том, большая она или маленькая, важно, какой смысл в нее вкладывают. В том виде, как ее сейчас представляют, это премия за старомодное искусство. Пластов – выдающийся художник своего времени, очень хорошо, что он родился в Прислонихе и связан с Ульяновской областью, но нужно было как-то «переформатировать» задачу. Эта премия поощряет художников-аутсайдеров. Реализмом с натуры занимаются сейчас только аутсайдеры, это не авангард искусства, не то, что ведет искусство вперед. Это не современно, не модно, и в этом смысле может сработать против организаторов премии. А большая она или маленькая – совершенно не важно: сколько денег решили потратить – столько пусть и тратят. Вопрос кого награждать и что поддерживать. Поддерживать неактуальное? Я считаю, это влечет большие репутационные потери. Понятно, кто-то любит апельсины, а кто-то – свиной хрящик.

Но поскольку премия вручается от имени государственной власти, то здесь надо очень серьезно думать и спрашивать экспертов. И спрашивали. Но не послушали. Видимо, посчитали экспертами других людей.

– Но премия Пластова изначально так задумана, чтобы поощрять художников, следующих лучшим образцам классического искусства.

– Можно наследовать традицию, но не понимая ее буквально, не копируя ее, а используя какие-то ее принципы и смыслы. Когда я обсуждала это тему с Сергеем Ивановичем Морозовым, мое предложение было такое: вручать Пластовскую премию за поэтическое изображение природы. Пластов был тонкий знаток природы, он ее понимал и чувствовал.

Но сейчас даже эту тему развивают по-другому, сейчас она связана с экологией, с актуальными событиями современной цивилизации.

Премию можно распространить на разные виды искусства, не только на живопись. То есть мы сохраняем Пластова как выдающегося автора, выделяем в его творчестве самое интересное, но актуализируем проблему. А если награждать живописцев, которые пишут «то березку, то рябину, куст ракиты над рекой», то ничего нового не происходит. Это повторение задов. Масса художников это умеет, но такие вещи не делают погоды в искусстве – ни в Лондоне, ни в Гонконге. Погоду делает другое искусство.

Нельзя сейчас дать «Оскара» ленте «Броненосец «Потемкин», c ним уже все ясно. И тому, кто сделает миллион копий с «Потемкина», тоже не надо давать «Оскара». Нельзя поддерживать эпигонов Пластова, надо найти какой-то новый стержень. Например, премия Кандинского не поддерживает тех, кто пишет как Кандинский, – она поддерживает все современное. Премия Тернера в Лондоне не поддерживает тех, кто похож на Тернера. Новые британские художники резко на него не похожи, они скандальные, они такие-сякие, но именно этот круг художников делает будущее в искусстве, открывает новые горизонты. Они могут не нравиться, это необязательно. Малевич тоже современникам не нравился, но от этого не стал менее великим. Кстати, Пластов был выдающимся художником и при этом ершистым, неконформным человеком. Так что премия, поощряющая устаревшее искусство, его не прославляет, а наоборот. А деньги – что деньги? Если с их помощью кому-то станет легче жить, то это хорошо.

– Претензии к инициаторам премии высказываются именно потому, что деньги – из бюджета.

– Не думаю, что премия сильно подорвет социальные программы. В конце концов, Зураб Церетели взял премию и вернул ее обратно, подарил художественной школе. Может, кто-то последует его примеру.

– Теперь положение о премии будет изменено, предполагается, что ее лауреаты подарят музею по картине… – Картина для музея – это хорошо, но что в будущем станет с музеем, если он будет формироваться преимущественно из эпигонов Пластова?

– Мне сказали, что получится современный срез реалистического искусства… – Нет сейчас такого искусства, как реалистическое. Этот термин применяется по отношению к искусству прошлого. Можно говорить о нарративном искусстве, натуроподобном, гиперреалистическом – есть разные термины, характеризующие процессы, происходящие в искусстве XXI века. Ясно одно: современное искусство – это искусство идей, а не воспроизведения реальности. Искусствознание тоже развивается.

Ульяновские искусствоведы должны следить за международными практиками, ликвидировать пробелы в своем образовании…

Профессионально, но скучно

Британский арт-критик Саймон Хьюитт, который в сентябре 2012 года побывал в Ульяновске, в своем эссе «Вызов актуальному искусству» (Challenging Contemporary Art) оценил выставку номинантов Пластовской премии как профессиональную, но скучную, и был в целом разочарован выбором победителей. Он вспоминает о своей встрече с губернатором, во время которой Сергей Морозов прямо спросил его, что тот думает о Пластовской премии.

– Я ответил, что подлинно международное состязание в сфере фигуративной живописи может иметь инновационный потенциал, и многие любители живописи полагают, что фигуративному искусству давно пора отвоевывать утерянные позиции, – пишет Хьюитт. – Но критерии отбора на Пластовскую премию непрозрачны и поощряют местечковость; конкурсу не хватает международного масштаба, а его жюри – иностранных экспертов; конкурсные работы не должны быть ни слишком новыми, только что с мольберта, ни слишком старыми, из разряда музейных реликвий; авторитет же в художественной среде редко подкрепляется подчеркнутой ассоциацией с Зурабом Церетели.

Будет скандал?

Московский арт-критик Александр Панов: – Я плохо понимаю, что такое реалистическая традиция сегодня, по каким критериям о ней судить: похоже нарисовано или не похоже? Но это рассуждение для дикарей. Допустим, похоже, ну и что? Главное – не как нарисовано, а зачем. В этом смысле Пластов – художник содержания, его искусство требует считывания.

Многие художники-концептуалисты отличаются жизнеподобием. Из самых известных это Виноградов и Дубосарский, Дмитрий Шорин из Питера – вполне реалистическая живопись, пародия на нее. Ольга Тобрелутс занимается неакадемической живописью, имитируя классику. Почему бы не дать премию им? Они считаются актуальными художниками, но используют эстетику реалистической живописи как один из языков и методов современного искусства.

Кто скажет, что это не реализм? Но если дать им Пластовскую премию, будет скандал.

Сумма, конечно, знаковая и для мира, и для России, особенно в нынешней ситуации, когда деньги определяют многое, если не все. Хотя престижа премии сумма сама по себе не придаст, но, по крайней мере, об этом будут долго говорить и спорить. Премия, которая появилась только позавчера, не может быть престижной.

Сергей Гогин