Стоит ли ворошить прошлое, особенно прошлое невесёлое? Стоит ли вспоминать о трагических эпизодах истории, особым образом истории советской? Нет ли здесь “глумления”, “очернения”, отрицания достижений? Многие задаются этими вопросами. Только вот как же вычеркнуть эти чёрные страницы из нашего общего прошлого, когда за ними – тысячи искалеченных человеческих судеб…
ПОСТАНОВИЛИ УНИЧТОЖИТЬ
Наверное, любой нормальный человек может сказать про себя: “Я люблю свою Родину, люблю свой город, своё село”. Мы любим Родину, как маму. Просто потому, что она – единственная, потому что она дала нам жизнь. Она – самая родная, и всё.
Наверняка так же любили родной край и наши земляки Сергей Евгеньевич Лапкин, 1895 г. р., и Петр Петрович Жилин, 1889 г. р. Оба родились и жили в селе Суходол Николо-Черемшанского района. Оба трудились в колхозе “Пролетарский Путь”, первый – завхозом, а второй – рядовым колхозником. Оба были людьми грамотными и, кажется, любили порассуждать о текущем положении дел в стране победившего социализма.
Так, ещё в 1935 году, читая в газете о гибели в авиационной катастрофе начальника, управляющего авиационной промышленностью СССР, гражданин Лапкин будто бы сказал: “Жалко, что не весь Совнарком и ЦК ВКП(б) погибли, тогда бы было лучше”. А гражданин Жилин говорил будто бы одному колхознику: “Разницы между царской и Советской властью нет, и та, и эта отбирает у крестьян скотину”.
За такие речи Жилина и Лапкина арестовали 21 декабря 1937 года. А уже 29 декабря того же года Тройка при УНКВД по Куйбышевской области приговорила Жилина П.П. и Лапкина С.Е. – расстрелять.
17 февраля 1938 года сотрудники НКВД Миронычев, Андронов и Зотов в городе Ульяновске привели в исполнение приговор Тройки в отношении Петра Жилина, а 19 февраля не стало Сергея Лапкина. Вот так запросто расстреляли не маньяков-извращенцев, не миллиардных растратчиков-коррупционеров, не террористов. Простые мужики, хлебопашцы “попали” под Приказ Народного Комиссара Внутренних Дел СССР Николая Ежова за №13 от 30 июля 1937 года “Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов”. Бумага выставляла количество лиц, подлежащих репрессии: по Куйбышевской области, в чей состав тогда входил Ульяновский край, подлежали расстрелу 1000 и аресту с заключением в лагеря на срок 8-10 лет 4000 человек. Пять тысяч человек постановили уничтожить только в одной области. Это пять тысяч судеб, раздавленных, сломленных, искалеченных! Это пять тысяч семей, в каждой из которых забрали родного человека.
МАШИНА СМЕРТИ
Бездумно и жестоко система превращала одних людей в жертв, других – в жестоких палачей. Ведь заранее определённая “наверху” цифра определяла методы ведения следствия на местах. Тут принцип простой: если не “замочишь”, значит, ты сам враг народа, и “мочить” будут уже тебя. Начальник отдела Ульяновского Горотдела НКВД Николай Александрович Рогов показывал: “Оформление на арест происходило только по классовому составу, то есть, иметь данные о том, что действительно является то или иное лицо кулаком, и этого было достаточно. Мы по таким признакам и производили аресты”.
“Много дел было липовых, люди арестовывались без санкции… При допросах применялись шомпола и “стойки”, издевательства над арестованными, нанесение им побоев…” Пытки насыщались элементами “чёрного юмора”. 50-летний бухгалтер Ульяновского мясокомбината Николай Викентьевич Снитко, арестованный в феврале 1938 года, свидетельствовал, как после восьми дней “выстойки” явились начальник Горотдела НКВД Николай Фёдорович Андронов и начальник отделения Антон Илларионович Зотов. “Андронов требовал под угрозой немедленного расстрела подписать написанный ими протокол. Я отказался; тогда Андронов, обращаясь к Зотову, сказал: “Благослови его Законами Российской империи”.
На шкафу в комнате, где я стоял на выстойке, лежала огромная книга в деревянном переплете “Свод законов Российской империи”, и когда Зотов схватил ее и ударил меня по голове, у меня потемнело в глазах, тогда меня усадили на стул, дали в руку ручку и потребовали подписаться под протоколом. Я, было, хотел отказаться, тогда кто-то еще ударил меня кулаком по шее, и я подписал”.
“Тратить пять суток на допрос одного арестованного – это роскошь”, – поучал подчинённых товарищ Андронов, после чего показательно “отметелил” подследственного, заведующего Городским финотделом, бывшего “красного латыша” Карла Августовича Слайдыня.
Сменивший Андронова на посту начальника Горотдела НКВД Константин Александрович Кузнецов любил тыкать арестованных пальцем в лоб со словами: “Нам не жаль 3-х копеечной пули. Не признаешься -всё равно расстреляем”. Подвыпив, этот “боец невидимого фронта” любил вспоминать, как в Сибири, где он служил до Ульяновска, “много расстреливали и зарывали недобитых людей”.
“Не отдельные изверги-перерожденцы били и давали стойки арестованным, а все, начиная с областного руководства и кончая помощником уполномоченного районного аппарата, – писал Секретарю ЦК ВКП(б) А.А. Жданову арестованный бывший оперуполномоченный НКВД Пётр Константинович Филихин. – И это поощрялось, и внушалось работникам НКВД, что в данный момент необходимейшее мероприятие в связи с чрезвычайными мерами в борьбе с врагами – право-троцкистами, фашистами и другими. Мол, цель (уничтожение врагов народа) оправдывает все средства. Вследствие этого эти методы работы считались нормальными.
Я принимал участие по исполнению приговоров над осужденными* тройкой. После исполнения приговоров напивались очень сильно, прямо в отделе, все исполнители, то есть весь Оперативный состав Горотдела. Смертных приговоров тогда тройки выносили очень много, а стало быть, пить приходилось часто, но опять повторяю, пили всегда после, а не до исполнения. Причем, с ведома Областного Управления НКВД, руководство Горотдела для этой цели специально закупало спиртные напитки”.
Моральное разложение, пьянство, кража денег и “самоснабжение” из вещей, изъятых у приговорённых к высшей мере наказания, глумление над обречёнными – такова страшная цена, которую платили эти люди за иллюзию власти над ближними. Именно иллюзию, ибо не все, проходившие через конвейер “высто-ек” и “благословений”, ломались, и даже на пятые сутки. Полтора с лишним года НКВД “прессовало” вышепомянутого гражданина К.А. Слайдыня. Он сутками стоял на “выстойке”, избивался кулаками, линейками и известной “книгой в деревянном переплете”. “Я терял сознание. У меня опухло все лицо и голова. Я сидел в одиночке. Но по казания ложного я не дал , – свидетельствовал Карл Августович.
Оттого система трусливо пряталась за “тройки”, выносившие заочные приговоры – она боялась смотреть в глаза приговорённым. Боялась потому, что через считанные месяцы этих морально надломленных, несчастных людей, входивших в состав “троек”, самих превращали в обвиняемых.
В НАЛИЧИИ НЕТ
Власть, декларировавшая создание “нового человека”, созидала этого “нового человека” на базе самого плохого, что есть в человеке. Граждан Лапкина и Жилина из Суходола расстреляли на основании единственного показания местного колхозника, некого Сури-на. Кем был этот “Павлик Морозов” суходольского разлива? В январе 1940 года начальник Николо-Черемшанского райотдела милиции Демидов сообщал заместителю начальника УНКВД по Куйбышевской области: “Гражданин Сурин известен райотделу НКВД как разложившийся человек, страшный болтун, способный наговорить то, чего сроду никогда и не было. Сурин работал в райотделе милиции конюхом и зарекомендовал себя как разложившийся пьяница и болтун, способный пойти на любое нехорошее дело, на основе чего и был уволен. Сурин в вопросе дачи показаний по делу Панкина и Жилина вызывает полное недоверие со стороны райотдела НКВД. Правдоподобность показаний Сурина можно было установить лишь при наличии обвиняемых Панкина и Жилина, на основании проведения очных ставок.
Но Панкина и Жилина в наличии нет”…
Палачам тоже недолго удавалось чинить расправу. Так, спустя всего несколько месяцев Советская власть неожиданно припомнила, что гражданин Андронов Н.Ф., тот самый начальник Горотдела НКВД, был в плену у Деникина, что сестра Рогова Н.А. состоит замужем за американцем, а Зотов А.И. женат на дочери крупного рыботорговца, в Гражданскую войну “помогавшего казачеству”.
В своём последнем слове Н.Ф. Андронов сказал:
“За тот период времени, пока я находился в тюрьме, я основательно подумал, почему стал преступником. Моя вина в том, что я, как старый чекист, не отказался сразу же от тех неправильных установок, которые давались бывшим руководством НКВД. Даже в том случае, если и в то время я попытался бы противоречить этим установкам, я бы давно сидел за отказ их выполнять. Мы поздно поняли, что нас ввернули в этот
беззаконный круговорот…” 5 декабря 1939 год Военный трибунал приговорил Н.Ф. Андронова к шести годам лишения свободы, а Н.А. Рогова и А.И. Зотова – к трём годам.
Можно рукоплескать “самому гуманному суду в мире”. Но, зная, как “на зоне” привечали бывших блюстителей правопорядка, рукоплескать совсем не хочется…
В газете опубликовано на правах рекламы.