На заседаниях президиума единого градосовета нередко приходится слышать фразу об отсутствии в Ульяновске градостроительной политики. Между тем еще живы архитекторы, работавшие во времена грамотных руководителей – такие, как Лев Нецветаев. Но, как ни странно, он не является ни экспертом градостроительного совета, его не приглашают на заседания президиума.

А в свое время Нецветаев – архитектор, член Союза художников РФ, лауреат Золотой Пушкинской медали проектировал не отдельные здания, а целые микрорайоны.

И его мнение могло быть только во благо городу.

Архитектурные неожиданности

– Лев Николаевич, на заседаниях президиума единого градосовета нередко подчеркивают: обсуждается не красота будущего здания, а градостроительная ситуация. Неужели вопросы въездов-выездов, парковочных мест, других удобств не могут сочетаться с вопросом эстетическим?

– Это задачи равной силы – и грамотное распределение акцентов градостроительной политики, которой у нас, в общем-то, и нет, и интересная архитектура отдельных проектов. Планировать надо целыми районами, кварталами – с одной идеей, с расстановкой акцентов. Например, в конце 1970-х годов Валентин Филимонов разработал великолепный проект комплексной застройки улицы Радищева и примыкающего к ней района. Но за пять лет согласований политика поменялась кардинально, и все рухнуло в одночасье. И теперь на улице Радищева сплошь архитектурные неожиданности. Я сам проектировал общежитие пединститута, и в градостроительном смысле предполагалось развитие цельного квартала с выходом на улицу Радищева. Но землю продали, понастроили коттеджей – и идея была потеряна. Раньше это все было в одной голове. А сейчас проектируют дом там, дом здесь – с миру по нитке. Сейчас это практически общая тенденция, не только у нас, – и, мне кажется, этого уже не исправить, ведь рухнула централизованная плановость.

В городе есть знаковые, ударные места, которые могли бы звучать как следует, но происходит противоположное. Например, появился кирпичный «гроб» на углу улиц Минаева и 12 Сентября. А там могла быть какая-то архитектурная жемчужина, с великолепным обзором с разных точек, особенно со стороны Свияги. На углу улиц Минаева и Железной дивизии, когда там был стадион, имелось хорошее пространство, и если уж занимать его – то чем-то удивительным.

Там могла быть даже жилая «пластина», может, даже высоченная, но красивая, изящная. Возле красивой постройки люди стараются поселиться, но поставили «сундук» с примитивнейшей архитектурой – и люди оттуда разбегаются. Соседний дом закрыли от солнца и лишили воздуха. Я считаю, по отношению к таким интересным местам это просто градостроительное преступление.

Мне очень жалко сквер Гончарова. Был уютный, зеленый, именно симбирский скверик. На этот памятник «плюнули» ради дурацкой помпы: чтобы в один день там прошагала шеренга чиновников. Правы те, кто называет отреставрированный сквер кладбищем. Уютный сквер с дорожками и большим количеством зелени «закатали» в плитку, установили чудовищные каменные квадраты с неестественно яркими цветами. Ни ограды за спиной, ни зелени, люди сидят, как на сцене. Будь моя власть, я велел бы все вернуть: пусть в сквере была наивная планировка, но не такая кондовая.– – Зелени в нашем городе вообще не везет… – Вроде сверху посмотришь на него – зеленый. Но на зелень идет постоянное наступление. Я проектировал квартал по улице Верхне-Полевой, и повсюду были газоны. Сейчас смотрю на него с 18 этажа (мастерская Льва Нецветаева располагается в «монолитке» на перекрестке улицы Гагарина и проспекта Нариманова. – Ред.) и вижу, как новые магазинчики зажимают эти газоны со всех сторон. И так по всему городу. Еще и тротуары плиткой облицовывают. Есть ли смысл подходить к делу настолько глобально? Например, на улице Железной дивизии, на повороте к дамбе, был прекрасный газон, который сплошь закатали в плитку, как будто там место для демонстрации. А на деле за час проходят всего три человека! На углу улиц Гагарина и Карла Маркса тоже положили плитку, установив нелепую клумбу, да еще две скамейки поставили прямо друг напротив друга – это надо придумать! А зелень еще и старательно выкашивают. Это возможно во влажном климате, а у нас, в лесостепи, все высыхает. Помню, в детстве в нашем дворе на улице Федерации было очень много бабочек – белых, желтых, пестрых, а потом они пропали – стало меньше зелени и цветов. И уюта не стало.

«Испортили из торговой жадности»

– Как Вы относитесь к реконструкции ЦУМа, к идее «застеклить» Мемцентр?

– Слава богу, благодаря покойному директору Музея-заповедника Александру Зубову у нас многое сохранилось от XIX века.

Но надо беречь и памятники ХХ века. Мемцентр – это настоящий памятник архитектуры. Ленинскую премию просто так не давали. Мемориал создавал коллектив талантливых архитекторов, который в какой-то степени выразил эстетические воззрения той эпохи. Внешне он чем-то похож на виллу Савой французского архитектора Ле Корбюзье.

В свое время я показывал ее своим студентам и спрашивал, на что похоже, они в один голос отвечали: «Мемцентр!». Так французам никогда в голову не придет застеклить первый этаж – это памятник, и он неприкосновенен. Никто никогда не додумается застеклить Парфенон. Любые переделки Мемцентра невозможны, это преступный бред, причина которого в бескультурье и неграмотности.

Здание ЦУМа – достаточно типовой проект, каких много по России, но это памятник времени. Такие открытые уютные галереи по первому этажу существуют в архитектуре с эпохи Возрождения – они всегда были подарком горожанам. Но у нас людей вытеснили к дороге – это неправильно и некультурно. Раньше было авторское право, за нарушение которого могли крепко наказать.

Архитектуру испортили из торговой жадности, которая должна пресекаться. Капитолийская площадь в Риме вся в галереях, но итальянцы никогда не станут их закрывать.

Жаль, в нашем городе нет культурной власти, которая могла бы эти действия бизнеса остановить: она только будет бить себя в грудь со словами: «Мы – культурная столица». К сожалению, похожих случаев много.

Например, в свое время Валентин Филимонов к старинному зданию Дома офицеров спроектировал пристрой, очень деликатно и красиво: «глухую» стену украсил барельефом, выполнил аккуратный вход, внутри впервые в Ульяновске сделал легкую, ажурную, видную с фасада лестницу. И все это завесили огромным баннером, а лестницу «залепили» мозаикой разноцветных рекламных объявлений.

– Мне очень жаль старинные здания, покрашенные в пастельные тона, по первому этажу которых словно соревнуются в пестроте фирменные цвета магазинов.

– На Пушкаревском кольце в запроектированном мною комплексе зданий разные хозяева раскрасили пристрои – кто в зеленый, кто в желтый… Такая пестрота недопустима, особенно на памятниках архитектуры. И для этого тоже нужно грамотное культурное руководство.

Материал должен говорить

– Лев Николаевич, в основном мы любуемся на здания конца XIX – начала XX веков, а чем интересным может похвастать современная архитектура?

– Мне чуждо алогичное формотворчество, когда здание то изгибают, как знак вопроса, то строят в форме шара, колеса и так далее. В последнее время много такого строят, даже смотреть не хочется. Во мне «сидят» принципы архитектора Андреа Палладио: прочность, удобство, красота. В нашем городе мне очень нравится здание Центробанка, которое доделывал Владимир Сергиенко, – и форма небанальная, и соблюдена мера в сочетании новизны и классичности, не придраться. И цвет не «прет» в глаза. Мне близки принципы моего самого любимого архитектора Франка Ллойда Райта, согласно которым камень должен оставаться камнем, бетон – бетоном, дерево – деревом. Материал должен «говорить» сам, а не посредством цвета. Архитектура улицы Гончарова довольно цельная, только здание банка севернее улицы Карла Маркса очень мудреное, автор перестарался с башенками.

После нашей «голодухи», когда нас били за каждые «лишние» пять кирпичей, архитекторы хлебнули свободы и стремились накрутить побольше. На улице Бебеля тоже есть здание банка, один из первых проектов Олега Владимирова, он тоже, на мой взгляд, перебрал с количеством деталей и мотивов для такого небольшого здания. А потом, к следующему проекту, его стиль выровнялся.

Есть и другие талантливые ребята, жаль, не все доводят до конца. Например, над «Палладой» – проектом Сергея Кангро – стоит беседка. Каждый раз смотрю и думаю, ну почему он сделал шесть колонн, а не восемь?

С восемью было бы поизящнее, повертикальнее.

– Как Вы относитесь к идее молодых архитекторов восстановить утраченные церкви и соборы? А к предполагаемым постройкам на Венце?

– В 1960-е годы, когда мы думали, каким быть городу, вспоминали, какую роль играли эти церкви и соборы в скромном по высоте городе Симбирске. Эти вертикали играли роль акцентов. Сейчас это был бы даже не высотный, а художественный акцент. Молодцы ребята, что подняли эту тему, только места мало осталось в центральной части.

Мне показалось, что могло бы быть интересным здание возле Дома Языковых – проект Владимирова. С одной стороны – вертикальная махина «Венца», с другой – горизонтальная махина Мемориала, и такая достаточно витиеватая вещь рядом с ними была бы уместной. Функциональных площадей в ней будет кот наплакал, но она будет производить впечатление зрелищностью и эмоциональностью. Я давно болею за это место – рядом с Домом Языковых. Там еще с конца 60-х годов рисовался «кубик» Краеведческого музея. Есть такие, кто говорит с придыханием – берег поползет, здание разрушится. Но гребень, на котором построен педуниверситет – это самое устойчивое место. Университет хорошо стоит, если строить еще дальше от берега – тем более ничего не случится.

– Лев Николаевич, странно, что Вас не бывает на обсуждении новых проектов. Как так получилось?

– И мне странно. Я с удовольствием бывал бы на них. В Союзе художников два архитектора – я и Владимир Сидоров, но в экспертный градостроительный совет входит только мой бывший ученик Николай Чернов – прекрасный художник, но все-таки живописец. Почему не мы – непонятно, ведь у нас есть опыт, особый взгляд на архитектуру, а у меня еще и неравнодушие здесь родившегося, город-то мой родной…
Анна Школьная