О ветеранах боевых действий мы обычно вспоминаем лишь по праздникам: на 15 февраля, в день вывода советских войск из Афганистана, да 9-го мая, в день Великой Победы.
Но давайте вспомним о них и сегодня, в обычный будний день, – о тех людях, которые не задумываясь выполняли свой воинский долг.
У нас в гостях Александр С. (имя изменено), ветеран Первой чеченской войны, решивший рассказать нам о том, чем стала для него та странная и страшная война…
Меня призвали в армию летом 1996 года. Первая чеченская для меня началась еще на нашем призывном пункте, когда нам сказали: «Ребята, вас будут готовить для Чечни». Что я при этом испытал? Да ничего, наверное. Просто было ощущение неизвестности. Сразу скажу, что мне повезло, наверное, в том, что я попал именно во внутренние войска, – хотя бы потому, что перед тем, как отправиться в Чечню, мы прошли шестимесячный курс подготовки. Мы стреляли, водили БМП (на топливе, кстати, во время «учебки» не экономили). Дедовщины никакой не было. То есть она, конечно, была, но не в моей роте, так как старослужащие знали о том, что нас отправят на войну, поэтому нас, «молодых», никто не трогал. Помните знаменитый эпизод в фильме «9-я рота», когда офицер отругал сержанта старослужащего, решившего поставить на место дерзких «молодых», которых собирались отправить в Афганистан? Вот и у нас было так же.
В Грозный мы приехали в начале августа, можно сказать, попали в самое пекло, когда начался второй штурм Грозного. («Операция Джихад» – 6 августа 1996 года отряды чеченских сепаратистов численностью от 850 до 200 человек вновь атаковали Грозный. Сепаратисты не ставили своей целью захват города, ими были блокированы административные здания в центре города, а также обстреливались блокпосты и КПП – прим. от ред.).
В тот день мы проснулись от звуков выстрелов и грохота разрывающихся совсем рядом с нами снарядов. Наш батальон немедленно подняли по тревоге, и шесть наших БМП, водителем одного из которых был я, поехали в центр Грозного. Пять наших машин подбили буквально сразу, там же я и получил свое ранение. Запомнил только стук снаряда об броню, а потом мир для меня погас… Спас меня командир нашего экипажа, вытащивший меня из машины. Вот так я и превратился из водителя в пехотинца.
До центра Грозного мы все-таки доехали с последней нашей машиной. Заняли десятиэтажное здание в районе площади «Минутка» в самом центре Грозного. Обороняли мы ее долгих 18 дней. С точки зрения так-тики и для нас и для боевиков тогда сложилась интересная ситуация: мы контролировали всю площадь, благодаря тому, что заняли ключевой объект, но фактически оказались в осаде. То есть боевики не могли контролировать площадь, потому что тогда они попали бы под наш огонь, а мы не могли покинуть ее, потому что в таком случае подверглись бы обстрелу уже с их стороны. Ситуация оказалась патовой для обеих сторон. Доходило до смешного – когда через проем окна можно было переругиваться с боевиками. И еще интересная деталь: несмотря на то, что наши командиры неоднократно запрашивали «вертушки» и просили поддержки авиации, этой помощи мы так и не получили.
Через три недели, потеряв несколько человек, мы покинули здание, так как дальнейшее нахождение в нем было бессмысленным… А 31-го августа мы узнали о том, что были подписаны Хасавюртовские соглашения и начался вывод наших войск из Чечни (Хасавюртовские соглашения – совместное заявление от 31 августа 1996 года представителей республики Ичкерия и Российской Федерации, положившее конец Первой чеченской войне. По мнению военных аналитиков и полито-логов, именно подписание соглашении стало началом развития религиозного экстремизма на Северном Кавказе -прим. от ред.).
Скажу только одно: мы, солдаты и офицеры, после подписания этих соглашений почувствовали себя оплеванными и преданными. Всего один пример. Большую механизированную колонну из танков и БТР-ов останавливают десять чеченских боевиков и… начинают обыскивать все, что было в наших машинах. Вели они себя при этом как победители и хозяева положения: стрелять, вступать в конфликты с ними нашим командирам было категорически запрещено…
А потом нас перебросили на блокпосты. Были перестрелки, короткие бои. Осенью к нам привезли молодое и необученное пополнение. Конечно, мы стремились их всячески опекать, однако на войне первыми всегда гибнут самые неопытные. Также получилось и с ними: привезли тридцать человек, а в живых остались только двое…
И еще, едва не забыл рассказать. Сами понимаете, что особого желания писать письма у нас не было. Да и о чем мы могли написать: о том, что сегодня было два «200-х», а вчера потерь не было?! Но письма мы писали – в приказном порядке. Да-да, так и было. Вызывал к себе ротный и приказывал: «Сегодня пишешь два письма – одно маме, другое девушке!»
Из Чечни нашу часть вывели только в декабре 1996 года, хотя уволить должны были еще в ноябре, – потому что наши командиры сказали, что пока не выведете технику, никакого «дембеля» не будет. Но даже когда мы вывели всю технику, нас так и не уволили – под смешным предлогом, дескать, «ребята, Новый год ведь на носу». Тогда мы, старослужащие, поступили просто: взяли в руки автоматы и пошли прямо в штаб драться с командиром бригады. Сходили кстати не зря: приказ о моей демобилизации был подписан 31 декабря, а 2-го января я приехал домой, в родной Ульяновск. Вот так, вместе со слезами моей мамы, и закончилась для меня эта война…
P.S. Александр просил об этом не писать, но мы все-таки расскажем о том, что его представляли к медали «За отвагу», но так и не дали ее, потому что представление о его награждении затерялось где-то в лабиринтах армейской бюрократии. А свои «боевые» Саша получил только два года спустя – через суд. Наверное, только в нашей стране государство, как глупая мама, так относится к своим защитникам: сильнее всего бьет тех, кто его больше всего любит… А всем тем, кто там был, наш низкий поклон.
Записал Сергей КАЗАКОВ