В галерее Союза художников РФ на улице Гончарова, 16 открылась выставка работ заслуженного художника России Бориса Клевогина. У него – двойной юбилей.
В сентябре ему исполнилось 60 лет. А 1983 год он взял за точку отсчета своей профессиональной деятельности.

Живопись Бориса Клевогина легко отличить на любой «смешанной» выставке. На этой, персональной, замечаешь при всей общности настроения работ, творческой манеры и всего того, что определяет стиль художника, некоторые изменения все же происходили. Полотна 1980-х кажутся темнее, сумрачнее, 2000-х светлее, нежнее. При этом все они неяркие, приглушенные, и когда вдруг видишь сияющую морковку, искрящийся клевер, светящуюся зелень листвы, невольно удивляешься. Борис Васильевич вспоминает, как ульяновский скульптор Айрапетян недоумевал: «Что они у тебя все какие-то недопроявленные?».

Скорее всего, таково мое состояние, рассуждает Клевогин. Я люблю утро. С детства рано просыпаюсь. Мальчишкой обожал рыбалку, речку, туманы. В годы перестройки я купил домик в деревне Крюковке, она располагалась в низине и часто была туманами покрыта. Я туда почти 17 лет ездил. У меня и пес там был тоже Туман.

А вообще и цвет, и образы все это необъяснимо, интуитивно. Порой сам себя не понимаю. Одиннадцать лет подряд я работал в мастерской в новом городе, я катался туда из Засвияжья. Едешь утром, думаешь: «Сейчас сделаю вот это и вот это».

Приезжаешь и делаешь совсем другое.

Наверное, у писателей и поэтов то же самое. Мы, особенно если постоянно работаем, в каждом углу видим картины, фотографии, сюжеты… – Многие в Ульяновске знают о художнике Клевогине по его картинам с тыквами. Откуда они взялись?

Из огорода! Художники люди со странностями, нам вечно мерещатся какието ассоциации. Рисование всегда размышление, даже пейзаж. А выросли тыквы, лагенарии и появилась серия картин. Другие серии с ракушками, с книгами. Был замысел в разное время суток нарисовать бутылки. Кто ни придет в мастерскую удивляется, зачем мне столько бутылок. А мне ка-жется я вижу город. У всех свои ассоциации: одна у художника, другие у зрителей, и это нормально. Даже «Троицу» рублевскую как только не истолковывают!

– Как Вы, человек городской, прикипели к деревне? Вроде и время такое было – мужчины спивались, молодежь уезжала, деревня загибалась… Да, спивались и разъезжались, но мне в деревне нравилось. Проснулся, выдернул что-нибудь из земли, зажевал. По весне я любил наблюдать, как из черной земли появляется зелень. Правда, с сеном меня замучили всем помоги, а работа эта сложная, да и время отнимает. Зато потом молока нанесут… И бабульки там были интересные. Они ко мне с уважением относились, им нравилось, что я рисую. Меня удивляло всю жизнь в деревне прожить, одна за всю жизнь дальше Ульяновска нигде не бывала, но у них был вкус, отношение к искусству.

Жаль, лет пять-шесть назад полдеревни сгорело, и мой дом тоже.

– Говорят, юбилей – время, когда надо оглянуться. Вы по жизни часто назад оглядываетесь?

Даже не думал об этом, но благодарен судьбе за то, что сложилась выставка. Я разобрал свои работы, и мне самому было интересно это сделать. Конечно, многое подправил, что-то переделал. Думаю, я за эти 30 лет не особо изменился и остался там, в 70-80-х годах.

Я вообще счастливчик. Мне нравилось учиться в Пензе, я хорошо закончил училище, мог бы учиться дальше, но рано женился, и в 1974 году мы с женой приехали сюда.

Повезло познакомиться с интересными ребятами Алексеем Снежинским, Володей Дмитриевым, Володей и Татьяной Горшуновыми, Сережей Худяковым, Колей Мавриным… Время было такое купишь бутылку портвейна и ведешь бесконечные разговоры о творчестве, о прочитанном, мы много спорили. Сейчас больше говорят о том, сколько заработал.

– Вы согласны с мнением, что художник должен быть голодным?

Может быть. Бывает, ребята «жиреют» и теряют профессиональные ориентиры.

Сейчас хлынуло столько самодеятельности, появился странный критерий: продается значит, это хорошо. И народ в большинстве своем не отличает настоящее искусство, говорят: «Вот это отличная картина как на фотографии». Но когда пишет настоящий профессионал, когда он размышляет, то обязательно будет условность. Сейчас этот непрофессионализм виден во всем. Вызываешь сантехника вроде все краны проверит, что-то покрутит, а все равно течет. Графоманов сколько и они издаются! Хотя есть и настоящие мастера. Я перед выставкой нашел столяра, которые делает отличные подрамники.

– А 80-е чем еще запомнились?

Тридцать лет назад к нам хлынуло большое количество хорошей литературы, все зачитывались в темных автобусах, и я тоже «ломал» зрение. Мы узнали столько художников, которые по каким-то причинам были закрыты. Меня потрясла картина Виктора Попкова «Шинель отца» настолько образная, что она одна говорила о Великой Отечественной войне больше, чем километры других холстов. До того времени мы были зажаты, была такая доморощенность. Мы часто выезжали работать на творческие дачи. Одно время я буквально каждые два месяца ездил в Москву утверждать заказы, заодно ходил на выставки.

Сейчас время другое куда-то езжу редко, делаю букетики, портретики на заказ. Конечно, все равно стараюсь, но устал от этого. Хорошо хоть идеи новые появляются: сделаю ремонт в мастерской буду над ними работать.

Анна Школьная