Проект «Голос» на Первом канале, один из самых рейтинговых за всю историю канала, оказал такое влияние на зрительскую аудиторию и на состояние массового вкуса, что этот феномен не грех лишний раз осмыслить. В минувшем сезоне, втором по счету, «Голос» получился настолько сильным, что лицо отечественной эстрады уже не сможет остаться таким же, как прежде.

Теперь, после «Голоса», всегда можно сказать: какой, к лешему, певец – Борис Моисеев? Кто такая Катя Лель?

Что за бред – «синий туман похож на обман»? Вот, смотрите же, был «Голос», значит, можем не хуже других!

Проект сдвинул целый культурный пласт в общественном сознании, который сформировался в неблагоприятный для культуры период – в конце 1980-х и в 1990-е годы. Это было время засилья «Ласкового мая» с его «фанерными» клонами, блатного шансона и примитивной русской попсы с дебильными текстами – не про любовь даже, а про сексуальное вожделение в пубертатном возрасте. Все это хлынуло на музыкальный рынок, который подлежал переделу наподобие газово-нефтяной сферы. В музыкальном бизнесе существовали свои «МММ» и «Хоперинвесты», причем в огромном количестве.

Почему водители наших маршруток слушают «Владимирский централ», а не Моцарта, как швейцарские таксисты? Это феномен массового вкуса. И на сетования о том, что у нас нет качественной популярной музыки, Леонид Агутин в одном из интервью ответил: «А как же мы это сможем, если вы, слушатели, нам этого делать не даете, вы не хотите от нас это слышать? Радио у нас этого не берет. Мы-то хотим делать что-то посложнее – пусть те же три аккорда, но подругому взятые, нажатые в другом ритме, сделанные в другой гармонии. Но вы хотите слушать то, к чему привыкли. Как мы можем стать звездами, не делая то, к чему вы привыкли?».

«Голос» показал: может быть и по-другому. Полстраны смотрело состязание исполнителей, которым давали сложный музыкальный материал, требовавший от них не только вокальной техники, но также ума, актерских данных, способности чувствовать.

Но, чтобы это понять, теми же качествами умом и эмпатией – должна обладать и аудитория. И здесь высокий рейтинг проекта повод для оптимизма. Вот еще несколько наблюдений и выводов по окончании второго сезона «Голоса».

Самая интересная команда, на мой взгляд, была у Агутина: его чаще всего выбирали на этапе слепого прослушивания, иэто неудивительно. Вклад Агутина в формирование хорошего музыкального вкуса трудно переоценить: в начале 90-х он ворвался с восхитительным альбомом «Босоногий мальчик» в затхлую атмосферу отечественной эстрады и основательно ее проветрил своими латиноамериканскими ритмами.

Тогда впервые за много лет повеяло свежей настоящей музыкой. В качестве наставника «Голоса» Агутин явно не скупился при формировании пар и троек исполнителей, что добавляло шоу драматизма. Выставить на поединок Алену Тойминцеву и Антона Беляева (это был незабываемый номер «Hit the road, Jack») и столкнуть в четвертьфинале Тойминцеву, Максимову и Бериашвили – это было слишком щедро.

Но победитель проекта уже во второй раз оказался из команды Александра Градского. Здесь виден опыт наставника – и в выборе произведения, и в профессиональном консультировании. Градский понял или почувствовал, что исполнительская ниша, которую занимал Муслим Магомаев, свободна и Сергей Волчков в нее идеально вписывается. Волчков свой шанс не упустил: он грамотно и чисто исполнил арию Мистера Икс и победил благодаря смс-голосованию, заполнив собой нишу народной любви, которая ждала «второго Магомаева».

Исполнительская ниша – важная вещь: она соответствует определенной потребности аудитории. В конце 80-х годов, когда Филипп Киркоров еще не был чудом в перьях и мехах, а был еще красивым, подающим надежды юношей с распахнутыми глазами, он приезжал в Ульяновск и был доступен для интервью. Он тогда сказал, что на советской эстраде нет такой фигуры, какой для Запада является Том Джонс, и он хочет стать русским Томом Джонсом и петь для «дам бальзаковского возраста», которые млеют от таких голосов. Киркоров вычислил свою нишу. Подобным образом можно объяснить и феномен Гелы Гуралиа, которого каким-то чутьем «вычислил» Дима Билан – он единственный из наставников повернулся к этому конкурсанту на этапе слепых прослушиваний и угадал. Билан угадал прежде всего запрос на теноровый фальцет, поступивший от определенной категории девочек 13-17 лет и женщин за пятьдесят. Для первых он был неземным идеалом, для вторых – сынком, которого хочется пожалеть.

Для тех и других Гуралиа носил имидж грустного Пьеро, который он эксплуатировал с начала до конца: некто молодой и одухотворенный, с трагическим выражением на лице, как будто много испытавший и знающий некую тайну.

То, что наставники набрали команды «под себя», было неслучайным и даже предполагалось правилами игры. Но то, насколько похожи наставник и его финалист – по диапазону и окраске голоса, исполнительской манере, музыкальному мышлению, стало ясно из финальных дуэтов: академичные Градский-Волчков, фольклорные Пелагея-Тина, «космические теноры» Билан-Гуралиа. И лишь Агутин и Наргиз Закирова, при всей общности музыкального вкуса, сработали на контрасте: Наргиз – это анти-Варум, и это было интересно.

Было очевидно, что при прочих равных условиях аудитория предпочитает песни на русском языке иноязычным и, соответственно, исполнителя, который пел на русском.

«Наш должен знать свое место. Пой на русском, не надо начинать этот выпендреж», – так Агутин объясняет этот феномен зрительского восприятия. Как заметил Антон Беляев, «в этом плане телевидение – главный показатель того, что сейчас происходит в стране».

И все же проект был честным, что не отменяет субъективизма наставников – как в выборе произведений, так и в решении, кому идти дальше. Не отменяет и «социологического субъективизма» аудитории, которая на заключительных этапах проекта не соглашалась с наставниками и несколько раз своими голосами «перешибала» их решения.

Все-таки массовый вкус сформировался до «Голоса» и поэтому в значительной степени развернул его итоги под себя. Но все же изначальное качество претендентов было настолько высоким, что после «Голоса» традиционные «Рождественские встречи» у Аллы Пугачевой показались ужасно скучными, включая ее собственные номера.

Я не жду, что теперь Тина Кузнецова или Наргиз Закирова получат на Первом канале прайм-тайм для своих сольных концертов, хотя это было бы правильно. Все-таки у телевидения, по выражению Агутина, «на ушах вкусы сограждан», которые оно же и сформировало. Но поворот в сторону хорошего вкуса все-таки произошел. Благодаря «Голосу» стало ясно, что в России есть свои Дайана Кролл, Тина Тернер, Нора Джоунз, Крейг Дэвид, Пи Джей Харви и другие, то есть качественные исполнители практически всех стилей, существующих в поле мировой музыки. Что мешает им появиться в российском публичном пространстве? То же, что мешает проявиться оппозиции в политике, монополизм. Но это уже другая история.

Сергей Гогин