Любовь и ненависть, добро и зло, жизнь и смерть – трагического столкновения этих противоположностей только и ждет героиня, придуманная режиссером из Санкт-Петербурга Искандером Сакаевым.

1 сентября он представил ульяновской публике свою трактовку известнейшей истории любви. «Ромео и Джульетта» снова в репертуаре Ульяновского драматического театра.

Магия черно-белой фигуры, которую иначе как Смертью и не назовешь, такова, что главные акценты «самой печальной повести на свете» падают на нее, а не на яркие красные одежды клана Монтекки или желтые – клана Капулетти. В пьесе Шекспира этого персонажа нет, но Сакаев показал во плоти шекспировскую идею о противоположностях.

– Для меня «Ромео и Джульетта» – не история романтических высоких отношений, а история невозможности этих отношений в той ситуации, в которой оказались герои, – пояснил режиссер еще в начале репетиций. – Трагизм пьесы не в том, что они умерли, а в том, что не смогли жить.

Разгадывая замысел Сакаева, могу лишь предположить, для чего он поставил актеров в весьма сложные сценические условия. Режиссер задал такой темп и столь путаный ритм, что артисты успевают лишь занять свое место на сцене и выкрикнуть свои реплики – торопливо, перебивая друг друга, не всегда вовремя. В этой суете, в мельтешении лиц теряются едва наметившиеся характеры, не успевают развиться отношения между самими актерами.

Дуэты (реже – трио) складываются в считанных сценах. Может, это намек на тот бешеный ритм, в котором живет сегодня человечество?

Быть неразборчивыми в мыслях, суждениях, действиях для Монтекки и Капулетти, столкнувшихся на улицах Вероны, – дело обычное.

Смерть (Юлия Ильина) тут как тут и всегда к их услугам: откроет склеп, направит в него очередного убитого и оглушительно громко захлопнет дверь. Ошеломление внезапной гибелью – будь то Меркуцио, Тибальд или Парис – это редкие моменты подчеркнуто замедленного действия на сцене.

А в отношениях Ромео (Александр Лебедев) и Джульетты (Ксения Байдураева) – вновь стремительность и суетливость. Такого скоропостижного венчания, как у них, наверное, в театральных постановках не сыскать. В круговерти бала между молодыми героями должна пробежать искра, но искры между Лебедевым и Байдураевой пока не видно. Нет и развития их отношений, хотя героиня Ксении заметно меняется от беззаботной девочки до отчаявшейся, но полной мужества и преданности супругу жены. А когда на сцене появляется Максим Копылов (Тибальд), то невольно вспоминается их тонко исполненный дуэт в «Коварствеи любви» и тот пылкий юноша, в которого Копылов блестяще перевоплощается в «Я, бабушка, Илико и Илларион». И думается: «Может, режиссер поторопился с выбором актера на роль Ромео?».

Пока в спектакле нет той любви, которая объяснила бы, почему герои не могут жить друг без друга.

Не прогадал Сакаев с Фаридой Каримовой: ее Кормилица концентрирует в себе подлинный шекспировский юмор. Продолжение комической линии неожиданно обнаруживается в обозначении места действия: растяжки и вывески с надписями «Верона», «Мантуя», «Келья», «Сад», «Комната» то проносятся по обнаженной, лишенной каких-либо декораций сцене, то неспешно расползаются в разные стороны и тоже становятся своеобразными героями действия. В мятущейся толпе запоминаются верные друзья Ромео Меркуцио (Денис Бухалов также занят в роли Герцога) и Бенволио (Сергей Чиненов), его мать синьора Монтекки (Ольга Новицкая), сторонник влюбленных монах Лоренцо (Сергей Петров). На спектакль не стоит идти поклонникам так называемых костюмных драм: художник Дина Тарасенко придумала любопытные наряды, не имеющие отношения к конкретной эпохе. В целом лаконизм в оформлении сценического пространства подкупает, и тем внезапнее, символичнее становится появление сада деревьев с веткамикинжалами. Но самым ярким впечатлением от спектакля для меня стала музыка, в которой сконцентрировались та лирика, тот юмор и тот трагизм, которых ждешь от спектаклей, поставленных по пьесам Шекспира.

Анна Школьная