130-летие со дня рождения акварелиста-симбирянина Дмитрия Ивановича Архангельского (1885-1980 годы жизни) отметили в Музее-мемориале Ленина открытием его персональной выставки «Поющие акварели». Здесь хранится самая большая коллекция графики Архангельского в Ульяновске – свыше 1300 работ, большинство из которых музей получил в дар от внучки художника Натальи Мешалкиной. В день вернисажа она передала еще несколько акварелей и других документов своего дедушки.

Волжские косогоры, подмосковные леса, поля Прислонихи, женские портреты – на выставке представлено более 100 акварелей. При взгляде на них известный ульяновский художник Лев Нецветаев вздохнул: «А мы – лентяи!». И хотя в свое время Музей-мемориал поделился работами Архангельского с Художественным музеем, его сотрудница, искусствовед Галина Савинова, с чувством заявила: «Мы вам завидуем!». В семье Дмитрия Ивановича говорят, что нереально даже приблизительно подсчитать количество работ, созданных им за долгую жизнь. Художникбессребреник, по словам Натальи Мешалкиной, казалось, только и ждал, когда очередной гость ахнет при виде его акварели, и тут же дарил: «Нравится – забирай!». Поэтому под конец жизни Дмитрия Ивановича друзья и знакомые договорились: больше не ахать и не охать – пусть хоть что-то семье останется. В итоге многое подаренное разлетелось по всему Советскому Союзу, но и осталось немало. Столь же безвозмездно и с такой же радостью отдает акварели и документы деда Мешалкина: «У меня все лежит за дверью шкафа, а здесь все это видят люди».

«Его исключительно зоркий глаз, редкостная зрительная память, постоянное наблюдение тех или иных эффектов в природе, постоянная работа над собой помогли ему выработать манеру исключительную по лаконизму и меткости удара, какую-то, я бы сказал, весеннюю свежесть видения», – писал об Архангельском его ученик Аркадий Пластов.

По мнению Валерия Перфилова, ученого секретаря Музея-мемориала Ленина, Архангельскому достаточно быть учителем Пластова, чтобы войти в историю, но интересы и занятия, а также увлеченность своей работой сделали его имя еще более известным. Художник, педагог-методист, этнограф, коллекционер… Архангельский еще в молодости осознал важность сохранения исчезающих ценностей и бесконечно писал виды Симбирска, собирал народные костюмы, фарфор, фотографии. В 1921 году вышла одна из первых его книг – «Симбирская старина в графиках Архангельского». «Желание разгадать лик старого Синбирска, служившего в свое время оплотом от набегов кочевников и незаметно теряющего свой первоначальный вид, побудило меня десять лет назад приступить к зарисовываниюи фотографированию симбирской старины», писал он во вступлении. А рисовал он далеко не только Симбирск, и, например, другая выставка Музеямемориала Ленина «Волга и волжские города в акварелях Архангельского» с успехом гастролировала практически по всему Поволжью.

Исследователи отмечают, что графика художника во многих случаях является единственным документальным источником для восстановления разрушенных зданий.

В 1934 году Архангельский уехал из Ульяновска, а в 1941 году стал жить в поселке Родники Московской области вместе с младшей внучкой Натальей. Хотя она не унаследовала страсти деда к рисованию – по его стопам пошли старшая дочь Галина и ее дети, – но ее вдохновляла увлеченность Дмитрия Ивановича, и она с не меньшим удовольствием занималась планированием городов в Московском институте генерального планирования.

– Он был добрейшим человеком, и к нему столько народу приходило дверь не закрывалась! – рассказала Наталья Мешалкина. – Были ученые, профессора, маленькие дети – он был рад всем и со всеми находил общий язык. Друзей и близких знакомых столько, что к праздникам он подписывал больше ста им же нарисованных открыток – акварельных приветов, которые отправлял по всей стране.

Вдова одного из адресатов однажды пригласила меня в гости и вернула больше 30 пронумерованных открыток, побоявшись, что родственники выбросят их после ее смерти.

Немало «акварельных приветов» осело и в Ульяновске: несколько лет назад Музей-мемориал обратился к ульяновцам с просьбой передать их в дар, откликнулось большое количество людей.

– Сначала мы жили в старом домике, где печку приходилось топить девять месяцев в году, – вспоминает Мешалкина. – Дедушка носил воду и дрова, убирал снег, принимал гостей и поил всех чаем или киселем. И все несли к чаю варенье. Мне кажется, он дверь вообще не запирал. У входа висела табличка: «Звонка не слышу, прошу стучать и заходить». Вот к нам и ходили ночь-полночь. А потом нам дали ордер на квартиру, тоже в Родниках. Мама предложила не забирать старую самодельную мебель, и я купила дедушке кровать, а сама долго обходилась спальным мешком.

Так что жильцы дома обсуждали наш переезд: «У новоселов ничего нет, одни бумаги!». Когда меня пригласили в Ульяновск, я перебирала вещи дедушки и плакала – не потому, что жалко, а потому, что, как будто, снова с ним обнималась. С таким жизнерадостным человеком, искренним, с замечательным чувством юмора.

Анна Школьная