Научно-исследовательский институт истории и культуры Ульяновской области имени Николая Карамзина на днях презентовал свою книгу “Симбирский-Ульяновский край в ритмах XX века. Очерки истории”. Коллективный труд на 480 страницах, рассказала нам главный редактор издания, заместитель директора НИИ, кандидат исторических наук Надежда Липатова, показывает, как по-новому институт готов подойти к осмыслению и подаче истории региона.

– Надежда Валерьевна, правильно ли я понимаю, что ваша книга должна войти в многотомную историю Симбирского-Ульяновского края, над которой работает НИИ?

– Да. История края будет состоять из нескольких книг. Это первая. Скажем так, предмноготомник.

Мы, работая над книгой, перед собой ставили две задачи: представить самые сложные проблемы и периоды и побудить исследователей обсудить предлагаемую нами периодизацию для ХХ века истории края. Глубина, масштабность и сложность последовавших изменений побуждают выйти за рамки устоявшейся периодизации, то, что мы предлагаем, не совпадает с принятым общенациональным каноном, но отражает особенности развития именно нашего региона. Это периоды с 1914 по 1943 год и с 1943 по 1991 год с двумя «точками перехода» на каждом из этапов – 1928 и 1970-й годы. Мы считаем, что 1943 год является важнейшим рубежом для понимания всей сложности процессов исторического развития современной Ульяновской области. Хотелось бы обсудить, насколько такая хронология приемлема, чтобы научное сообщество проверило ее на прочность.

– Почему появилась именно такая периодизация?

– Мы начинаем с 1914 года из двух соображений. Во-первых, Первая мировая война стала той отправной точкой, которая изменила весь ХХ век. Мы взяли за основу позицию Эрика Хобсбаума, одного из величайших историков современности, который выдвинул идею «короткого ХХ века» – с 1914 по 1991 год. Во-вторых, это применимо и к нашему региону, так как начавшаяся война «раскачала» традиционную аграрную губернию, столкнув её с принципиально новыми вызовами и дав старт качественным масштабным изменениям. К 1914 году уже шло строительство моста через Волгу, в 1916-м начинает строиться патронный завод, процесс эвакуации на территории губернии дал старт не только становлению первого крупного современного по тем временам производства, но и дальнейшему развитию промышленности. Это стало такой отправной точкой для нашего региона.

1928 год – внутри точка, потому что как регион мы перестали быть самостоятельными и попали в череду административно-территориальных экспериментов, оказавшись сначала в составе Средневолжской области (1928–29), потом Средневолжского края (1929–35), далее – Куйбышевского края (1935–36) и наконец Куйбышевской области (1936–43). Город потерял роль административного центра области и превратился в центр Ульяновского района, часть бывших уездов была перераспределена между образованными национальными автономными республиками. Поток ресурсов, как экономических, так и административных, распределяется Самарой/Куйбышевым, и это, конечно, имеет принципиальное значение.

1943 год для нашего края действительно переходный, несмотря на то, что она, эта дата, оказывается внутри очень важного события для нашей страны – Великой Отечественной войны. Мы рассматриваем логику развития истории современной Ульяновской области с позиции субъектности – когда мы стали жителями самостоятельной Ульяновской области и перестали быть наследниками Симбирской губернии, жителями части Средневолжского края. Основой периодизации стали территориально-административные преобразования, приведшие к оформлению субъектности региона, и процесс формирования региональной (областной) самоидентификации населения (то есть осознание себя жителем именно Ульяновской области, а не Симбирской губернии или Ульяновского округа в составе Средневолжского края). С 1943 года Ульяновская область – это все-таки регион в том понимании, в котором мы о нем говорим в настоящее время.

Этот период – образование области и превращение её в один из крупных центров эвакуации в 1941 году. На ульяновскую землю были перемещены промышленные объекты, культурные и правительственные учреждения и значительная часть населения. В Ульяновске в течение 22-х месяцев жил местоблюститель патриаршего престола митрополит Сергий Страгородский, прошли два Архиерейских собора. Эвакуация радикальным образом изменила значение и облик территории и способствовала ее становлению в качестве промышленного региона.

Еще одной переходной точкой стал 1970 год – столетие со дня рождения Ленина. Не только потому, что оно окончательно закрепило статус идеологической столицы советской страны, но и потому, что это был крупный социально-промышленный проект. Во-первых, модернизация области и города, появление города-спутника – Новоульяновска, строительство авиазавода и нового города. Во-вторых, масштабное движение населения – приток населения в связи с крупными стройками из сельской местности в города области, переводы работников в область из других регионов, учебная миграция в вузы, военные училища и учебный центр ГА СЭВ и значительный туристический поток на родину Ленина. 1991 год, понятно, распад СССР и вновь серьезный вызов региону, но это уже следующий период..

– Вы говорили о втором принципе периодизации – самоощущении населения. Оно на самом деле совпадает с этими точками?

– Да, когда меняются границы, меняется и самоощущение человека. У нас как раз 1943 год здесь переломный. Это постепенно, конечно, происходит, а не сразу, но приживается. И сейчас, если мы берем понимание Симбирской губернии, мы фактически считаем, что она была такой же, как Ульяновская область, хотя территории эти не всегда совпадают.

– В книге нет описания многих важных событий, но говорится об их восприятии. Например, раздел “Война и память” наравне с текстами о войне, приведены результаты социсследования, проведенного сотрудникам и НИИ в 2015-м и посвященного исторической памяти о Великой Отечественной войне молодежи.

– В многотомной истории, безусловно, будет самостоятельный раздел об этих событиях. Сейчас мы попытались сделать так, чтобы книга стала еще и инструментом для преподавателей, учителей. Для этого нужно понимать, что происходит и с нашим поколением. На первый взгляд, помещение результатов социологического исследования и рядом устных воспоминаний, собранных в селах, не совсем логично. Но мы не можем что-то объяснить школьникам, не зная, какое представление у них уже существует. Это один из способов превратить эту книгу не только в объект для чтения, но и сделать так, чтобы она жила и помогала разобраться в сложных вопросах истории, помогла формировать любовь и к историческому прошлому, и к настоящему. Это не просто актуализация проблематики исторической памяти и поколенческой преемственности, это набат, который должен побудить всех услышать и осознать необходимость сохранения частичек своей памяти. Надеемся, что это позволит более грамотно подойти к формированию программ преподавания краеведения, истории и более точно расставить акценты в просветительских мероприятиях. Человека невозможно полюбить, если его не принять и не понять, то же самое и с нашей историей.

Самое главное, что книга – это попытка сочетать несколько подходов, которые раньше не применялись. Показать теоретические подходы, показать процессы и продемонстрировать их на отдельных примерах.

– В итоге удалось ли отразить изменение самосознания ульяновцев?

– Да. В частности, раздел “Грани модернизации: конструкт и реальность” о том, что представляла собой картинка и что было в реальности, и, главное, как грани официальной модернизации, идеологии и реальной жизни соотносились. Где-то они совпадали, где-то нет.

В разделе несколько блоков. Впервые читателю представлен цельный процесс развития промышленности от 1914 года до 1991 года. Еще один блок – это история повседневной жизни о том, что каждый день окружает людей в жизни. Авторы стараются дать ответ на многочисленные вопросы: сколько времени составлял рабочий день, как были устроены трудовые будни, как функционировало трудовое законодательство, как разрешались трудовые споры, как было налажено снабжение продуктами и товарами первой необходимости, как обустраивалось жилище, как функционировал общественный транспорт. Это не только инфраструктурный аспект, это и настрой, и тон эпохи, уровень развития города, поселка, области.

Есть текст о литературном процессе в ХХ веке, причем он размещен в одном разделе с темой административных границ. Побудительным мотивом для этого стал принцип литературной карты, которая отличается на фоне многих других российских регионов. Изучением регионального литературного процесса в ХХ веке у нас никто никогда не занимался. Александр Рассадин попытался это сделать с разных точек зрения: с историко-литературной, литературоведческой, краеведческой, книгоиздательской. Особое внимание обращено на публикационную активность авторов, различные писательские стратегии и роль литературных объединений, на трансформацию представлений о назначении и месте писателя в жизни общества и проблему «профессионализации» литературного труда.

Еще из того, о чем ранее не писали комплексно, стоит отметить историю конфессиональных отношений. У нас два очерка, посвященных этой теме: “Конфессиональные процессы в Поволжье в 1960-1990 годы” и “Ислам и мусульмане Ульяновской области в 1940-1980 годы”.

– У вас много тем, которые звучат впервые, но при в этом в книгу не вошло немало важных событий. Как вы отбирали темы очерков?

– Мы брали либо дискуссионные темы, либо белые пятна, которые требуют заполнения и осознания. Плюс те, на которых можно показать, чем занимается наш институт, как современные концепции и методы гуманитарного знания позволяют рассматривать региональную историю. Это не просто описание, но аналитика как давно происходивших событий, так и позволяющая обратиться к современному этапу развития области. Поэтому книга – еще и самопрезентация института.

Тираж книги составил 500 экземпляров, она разойдется по библиотекам и школам, также мы будем готовить ее размещение на нашем сайте.

Родиной Ленина стали через сто лет
В книге в том числе рассмотрена тема становления образа Ульяновска как родины Ленина и дальнейшего его развития. Автором очерка “Ульяновск – родина Ленина: от идеологического символа к туристскому бренду” стала кандидат исторических наук, заведующая отделом исследования современных проблем НИИ истории и культуры Ульяновской области имени Николая Карамзина Татьяна Качкина. Вместе с ней мы попытались понять, может ли этот образ, ставший в какой-то момент основой для прорыва в экономике области и самосознании ее жителей, выстрелить еще раз.

– Татьяна Борисовна, ваша тема получилась устремленной уже в XXI век?

– Тема сквозная, я ее рассматриваю даже немного при жизни Ленина: как начинает формироваться культи его личности, как он сам относится к этому, как потом после его смерти пытаются сохранить культ как один из элементов советской идеологии. Идет сакрализация образа в рамках формирования новой коммунистической веры, сплочение народа на основе этой веры. Это трансформация идеи XIX еще века “Православие, самодержавие, народность” – сильная власть, единая коммунистическая идеология и советский коллективизм, сплоченность вокруг партии и образа вождя.

Соответственно, надо было поднимать до уровня этой всенародной веры и место, где вождь родился. Сразу после смерти Ленина начинается переименование, появляется огромное количество городов и поселков, которые тем или иным образом связаны с его именем. Ульяновск выбил себе название, которое связано с фамилией, а не псевдонимом.

Но получилось, что местом родины вождя оказался провинциальный город, который утратил статус губернского, стал уездным, который фактически не имел промышленности, представлял из себя сплошь деревянные постройки с отсталым городским хозяйством, почти без асфальта на улицах. Он явно не соответствовал уровню вождя. Так продолжалось довольно долго.

– Наверное, до столетия темы родина Ленина сильно проседала?

– Да, очень сильно. Изучалась биография вождя, в красных уголках она висела, лежали книжечки, комсомольцы, пионеры и партийцы говорили, что Ленин родился в Симбирске, но собственно образ города, где он родился, отсутствовал. Это можно проследить по прессе того времени. Например, в городе не могли даже поставить достойный памятник земляку. Сразу после его смерти слепили убогий гипсовый памятник. Шли уже предложения от мастерских о создании достойной статуи, отлитой из бронзы, но не было на то в городе средств, денег, воли политической.

В годы войны начал меняться образ города в связи с эвакуацией, шла бурная застройка, которая на заводские районы нанизывалась, город приобрел индустриальный облик. Но в годы Сталина, как можно проследить по плакатам, образ Ленина, как вы сказали, тоже сильно просел. Сначала на плакатах мы видим Маркса, Ленина и Сталина. Потом Ленина и Сталина, причем Ленин позади, а Сталин все крупнее впереди. В конце концов один Сталин остается.

Но постепенно после смерти Сталина идет возврат культовой фигуры Ленина. И переломный момент – столетие со дня рождения, которое почти совпало с 50-летием великой октябрьской революции. К этому времени страна и партия подводили итог революционного пути по строительству первого в мире социалистического государства, надо было это отметить очень торжественно. Поэтому и было принято решение изменить облик родины Ленина, придать ему общесоюзное звучание.

Город изменился, изменилось и его значение. Появилось сравнение: 15 столиц союзных республик и город Ульяновск – родина Ленина, в которое нас включали на равных. Например, когда начали строить тяжелые авианесущие крейсеры, именовали их столицами союзных государств, и Ульяновск был включен в этот список. Правда, сам крейсер не достроили.

Очередной спад интереса к родине Ленина связан с 1990 годам, крахом СССР, пересмотром основ советской идеологии. 1990 годы – это застой. Ульяновск превращается в депрессивный регион. Соцопросы фиксируют, что в этот период идентичность по месту рождения Ленина уходит, на первый план выходят другие аспекты. Например, растет национальная идентичность.

С середину нулевых уже XXI века начинается поиск нового основания для идентификации, появляется модное слово брендирование, многие регионы в это время пытаются найти себе бренд. Ульяновск начинают позиционировать как авиастолицу. Этот лозунг в какой-то степени себя оправдал.

И идет возврат интереса к Ленину как к фигуре неоднозначной, но очень знаковой в истории, к первому в мире социалистическому эксперименту. Родилась идея Музея СССР в Ульяновске и ставится вопрос, насколько идеологический символ может стать туристским брендом. Обоснования для ответа в очерке не дано, но я считаю, что это жизнеспособный бренд. Он может быть реализован, если Музей СССР будет крупным, уникальным проектом, а не аналогом музеев советской эпохи, которые есть в других городах.

– Получается с родиной Ленина ульяновцы себя идентифицировали только в 1970-е? Сейчас к этому возращения не будет?

– Да, сейчас это будет не самоидентификация, а обращение к истории. Тут как и еще с одним виражом – в сторону возвращения городу старого названия “Симбирск”. Одно время тема эта активно обсуждалась. Но будет ли работать сейчас на идентичность горожан и области переименование? Мне кажется, все-таки нет. Симбирская дворянская и купеческая идентичность все же утрачена. Это сохраняется как история, но делать из этого какой-то символ будущего вряд ли удастся. Если говорить о фигуре Ленина как бренде, Ульяновск -более значимое название.

– Вы упомянули, что начали очерк еще с жизни Ленина. Как наш земляк к возможному культу, который мы в итоге получили и теперь пытаемся обыграть, относился?

– На эту тему были сохранились письма и заметки самого Ленина и очень негативные. Например, он писал: “Смотрите, что пишут в газетах, читать стыдно. Пишут обо мне, что я такой-сякой, все преувеличивают, называют меня гением, каким-то особым человеком , коллективно хотят, требуют, желают, чтобы я был здоров. Так, чего доброго, доберутся и до молебнов за мое здоровье. А ведь это ужасно. И откуда это, ведь всю жизнь мы боролись против возвеличения личности отдельного человека. Ведь просто черт знает что такое!”.

Лидия Пехтерева