В недавно вышедшей книге “Симбирский-Ульяновский край в ритмах XX века” рассмотрена тема становления образа Ульяновска как родины Ленина и дальнейшего его развития. Автором очерка “Ульяновск – родина Ленина: от идеологического символа к туристскому бренду” стала кандидат исторических наук Татьяна Качкина. Вместе с ней мы попытались понять, может ли этот образ, ставший в какой-то момент основой для прорыва в экономике области и самосознании ее жителей, выстрелить еще раз.

– Татьяна Борисовна, ваша тема получилась устремленной уже в XXI век?

– Тема сквозная: как начинает формироваться культи личности Ленина, как он сам относится к этому, как потом после его смерти пытаются сохранить культ как один из элементов советской идеологии. Идет сакрализация образа в рамках формирования новой коммунистической веры, сплочение народа на основе этой веры. Это трансформация идеи XIX еще века “Православие, самодержавие, народность” – сильная власть, единая коммунистическая идеология и советский коллективизм, сплоченность вокруг партии и образа вождя.

Соответственно, надо было поднимать до уровня этой всенародной веры и место, где вождь родился. Сразу после смерти Ленина начинается переименование, появляется огромное количество городов и поселков, которые тем или иным образом связаны с его именем. Ульяновск выбил себе название, которое связано с фамилией, а не псевдонимом.

Но получилось, что местом родины вождя оказался провинциальный город, который утратил статус губернского, стал уездным, который фактически не имел промышленности, представлял из себя сплошь деревянные постройки с отсталым городским хозяйством, почти без асфальта на улицах. Он явно не соответствовал уровню вождя. Так продолжалось довольно долго.

– Наверное, до столетия Ленина тема родины сильно проседала?

– Да, очень сильно. Изучалась биография вождя, в красных уголках она висела, лежали книжечки, комсомольцы, пионеры и партийцы говорили, что Ленин родился в Симбирске, но собственно образ города, где он родился, отсутствовал. Это можно проследить по прессе того времени. Например, в городе не могли даже поставить достойный памятник земляку. Сразу после его смерти слепили убогий гипсовый памятник. Шли уже предложения от мастерских о создании достойной статуи, отлитой из бронзы, но не было на то в городе средств, денег, воли политической.

В годы войны начал меняться образ города в связи с эвакуацией, шла бурная застройка, которая на заводские районы нанизывалась, город приобрел индустриальный облик. Но в годы Сталина, как можно проследить по плакатам, образ Ленина, как вы сказали, тоже сильно просел. Сначала на плакатах мы видим Маркса, Ленина и Сталина. Потом Ленина и Сталина, причем Ленин позади, а Сталин все крупнее впереди. В конце концов один Сталин остается.

Но постепенно после смерти Сталина идет возврат культовой фигуры Ленина. И переломный момент – столетие со дня рождения, которое почти совпало с 50-летием Великой Октябрьской революции. К этому времени страна и партия подводили итог революционного пути по строительству первого в мире социалистического государства, надо было это отметить очень торжественно. Поэтому и было принято решение изменить облик родины Ленина, придать ему общесоюзное звучание.

Город изменился, изменилось и его значение. Появилось сравнение: 15 столиц союзных республик и город Ульяновск – родина Ленина, в которое нас включали на равных. Например, когда начали строить тяжелые авианесущие крейсеры, именовали их столицами союзных государств, и Ульяновск был включен в этот список. Правда, сам крейсер не достроили.

Очередной спад интереса к родине Ленина связан с 1990-ми годами, крахом СССР, пересмотром основ советской идеологии. Ульяновск превращается в депрессивный регион. Соцопросы фиксируют, что в этот период идентичность по месту рождения Ленина уходит, на первый план выходят другие аспекты. Например, растет национальная идентичность.

С середины нулевых годов уже XXI века начинается поиск нового основания для идентификации, появляется модное слово «брендирование», многие регионы в это время пытаются найти себе бренд. Ульяновск начинают позиционировать как авиастолицу. Этот лозунг в какой-то степени себя оправдал.

И идет возврат интереса к Ленину как к фигуре неоднозначной, но очень знаковой в истории, к первому в мире социалистическому эксперименту. Родилась идея Музея СССР в Ульяновске, и ставится вопрос, насколько идеологический символ может стать туристским брендом. Обоснования для ответа в очерке не дано, но я считаю, что это жизнеспособный бренд. Он может быть реализован, если Музей СССР будет крупным, уникальным проектом, а не аналогом музеев советской эпохи, которые есть в других городах.

– Получается, с родиной Ленина ульяновцы себя идентифицировали только в 1970-е? Сейчас к этому возращения не будет?

– Да, сейчас это будет не самоидентификация, а обращение к истории. Тут как и еще с одним виражом – в сторону возвращения городу старого названия “Симбирск”. Одно время тема эта активно обсуждалась. Но будет ли работать сейчас на идентичность горожан и области переименование? Мне кажется, все-таки нет. Симбирская дворянская и купеческая идентичность все же утрачена. Это сохраняется как история, но делать из этого какой-то символ будущего вряд ли удастся. Если говорить о фигуре Ленина как бренде, Ульяновск – более значимое название.

– Вы упомянули, что начали очерк еще с жизни Ленина. Как наш земляк относился к возможному культу, который мы в итоге получили и теперь пытаемся обыграть?

– На эту тему сохранились письма и заметки самого Ленина и очень негативные. Например, он писал: “Смотрите, что пишут в газетах, читать стыдно. Пишут обо мне, что я такой-сякой, все преувеличивают, называют меня гением, каким-то особым человеком, коллективно хотят, требуют, желают, чтобы я был здоров. Так, чего доброго, доберутся и до молебнов за мое здоровье. А ведь это ужасно. И откуда это, ведь всю жизнь мы боролись против возвеличения личности отдельного человека. Ведь просто черт знает что такое!”.

Лидия Пехтерева