Юрий Кашинский
Франция стала очередной страной Европы, политика России в отношении которой потерпела крах. Политика эта состояла в попытке посадить в кресло президента Пятой республики националистку с профашистским уклоном Марин Ле Пен.

7 мая Ле Пен проиграла во втором туре центристу и стороннику единой Европы Эммануэлю Макрону, набрав вдвое меньше, чем он, голосов – 34 процента против 66 соответственно. По данным СМИ, Москва финансировала избирательные кампании семи кандидатов на этих выборах, включая правого Франсуа Фийона, левака Жана Люка Меланшона, ну и, конечно, Ле Пен, основного орудия, на которое возлагалась задача не допустить на высший пост Франции Макрона. Наряду с восхвалением Ле Пен, российская пропаганда, в том числе на территории Франции, активно занималась очернением ее соперника.

Когда после первого тура стало понятно, что Эммануэль Макрон все ближе к Елисейскому дворцу, наши стали твердить, что неизвестно, откуда он взялся, что неясно, на чьи деньги ведет кампанию, что вряд ли будет самостоятельным политиком, поскольку слишком рьяно признается в верности Евросоюзу, что на его победу заточена вся государственная машина Франции, и даже действующий президент Франсуа Олланд призвал голосовать за него, «отдав распоряжение правительству» не допустить победы Ле Пен. И так далее и тому подобное. Попытки оболгать Макрона могли иметь успех у нас в России, но не во Франции, где знают, что Макрон – экономист по профессии и до 2016 года занимал пост министра экономики, с которого ушел добровольно, в знак несогласия с политикой Олланда.

Верность единой, сильной и свободной Европе в условиях нарастания евроскептицизма и на фоне ухода из ЕС Великобритании была рискованной, но честной позицией Макрона. Олланд же со своим призывом голосовать за него был, скорее, помехой, отнявшей у нового президента, вероятно, сколько-то процентов голосов. Ведь что значит поддержка из уст человека, чей личный рейтинг популярности колеблется, как у Олланда, на уровне четырех процентов? Это значит и значило на прошедших выборах удар по шансам кандидата, в данном случае Макрона, и неосознаваемая либо по глупости работа на Ле Пен, прихода которой Олланд, конечно же, не желал. Ну и совсем уж чушь собачья – утка о распоряжении Олланда правительству не допустить победы Ле Пен – не влияет правительство у них ни на избирателей, ни на исход выборов. Там – не Россия.

Марин Ле Пен, на мой взгляд, – это вчерашний день со всеми его междоусобицами, грызней, ксенофобией и ненавистью, рассчитанными на малообразованного избирателя, живущего в какой-то воображаемой Франции, где есть только французы и давно умерший франк в качестве валюты и нет никого из понаехавших, хотя их уже миллионы, и нет евро, в которых они получают зарплаты и пенсии и копят на будущее и на черный день. То есть это люди, в головах которых реальность чудесным образом не пересекается с навеянными демагогией Ле Пен мечтами. Пересечься они могли бы как раз с приходом к власти Ле Пен, обещавшей отменить евро, в результате чего ее избиратели лишились бы сбережений или вынуждены были бы оторваться от своих садиков с розами и бегать по банкам, менять евро на франки.

Эммануэль Макрон, кажется, реально смотрит на вещи, понимая, прежде всего, что Евросоюз – единственная гарантия не вернуться к тем самым кровавым междоусобицам, которыми была богата история многонациональной Европы, и что благодаря именно ЕС его члены вот уже восьмой десяток лет не воюют друг с другом. И потому он так привержен этому единству. Но чуда, которого от него ждут, не случится. В условиях, когда мир сходит с ума, чудо невозможно, и задачей Макрона будет удержать Францию от «лепенизма» и от обрушения в агрессивный нацизм, от которого не поздоровится всем, не исключая и так заботливо пестующей нацизм в разных странах России.

Объявляя о победе Макрона, наши телеканалы констатировали, что политика Франции по отношению к России не изменится. Даже если не брать в расчет многомесячную травлю Макрона, измениться этой политике не от чего. Все раздражители в отношениях остаются на месте. Прежде всего это Крым и Донбасс. И рискну предположить, что Крым даже больше, чем Донбасс, население которого попросту решило, видимо, покончить жизнь самоубийством, когда поддалось на авантюру российских «добровольцев» и согласилось воевать с Киевом. Присоединение же Россией Крыма Макрон считает вероломным захватом полуострова, но вот тут-то, как это не покажется странным, ослабить напряжение проще. При желании, конечно. Мы этот вариант уже представляли. Звучит он как двойной, российско-украинский, протекторат над Крымским полуостровом. Совместное управление, иначе говоря. Отвергнуть его Киеву будет нелегко, ведь если он в своих претензиях на Крым ссылается на формальную сторону вопроса (договор 1954 года о передаче полуострова Украине и международные пакты), то Россия – на историческую принадлежность Крыма ей и русское в основном население.

Договор о совместном управлении гарантировал бы интересы и России, и Украины в Крыму, предоставлял бы крымчанам двойное гражданство, что открыло бы им дорогу в Европу в рамках соглашения ЕС и Украины о безвизовых поездках, и привязывал бы Киев к Москве не только в вопросах обеспечения жизнедеятельности Крыма, но, неизбежно, и в других сферах. И он быстро привел бы к снятию Западом антироссийских санкций, которые, как считает Григорий Явлинский, убивают экономику России. А в качестве посредников в переговорах с Киевом могли бы выступить тот же Эммануэль Макрон с канцлером Германии Ангелой Меркель, что способствовало бы и восстановлению двусторонних отношений. Ну, вот так как-то, если выражаться языком одного из современных мультфильмов.