Антон Шабалкин, ведущий архивист Государственного архива Ульяновской области
В 2017 году исполняется 205 лет со дня рождения Ивана Александровича Гончарова и 110 лет первому памятнику писателю на родине — мемориальной доске на Доме Гончарова.

После пожара 1864 года старший брат писателя, Николай Александрович, продал родовое гнездо. У усадьбы сменилось нескольких хозяев, а в июне 1880 года участок бывшего гончаровского дома приобрел «ревельский подданный» симбирский купец 2-й гильдии Карл Иванович Юргенс. После его смерти в 1898 году дом и торговое дело перешли к старшему сыну — Акселю Карловичу.

Он решил кардинально перестроить дом Гончаровых. Симбирская губернская ученая архивная комиссия, узнав об этом намерении, предложила выкупить строение. Но купец запросил изначально нереальную сумму, какой комиссия не располагала. В 1898-1900 годах на углу Большой Саратовской и Московской улиц выросло большое трехэтажное здание из красного кирпича, поглотившее прежний двухэтажный оштукатуренный дом. Причем он не сносился, а оказался внутри купеческой новостройки, как матрешка: «При постройке нового дома использовались стены старого, включая внутренние».

Принятое 4 октября 1898 года на юбилейном заседании городской думы в честь 250-летия Симбирска решение о постановке «доски на доме г. Юргенс, в котором родился И.А. Гончаров» на несколько лет зависло в воздухе. У города не было достаточных средств. Газета левых взглядов «Волжские вести» информировала читателей: «[…] Городская дума намеревалась прибить на д. Юргенс деревянную доску. Г. Юргенс обиделся и все расходы по постановке гранитной доски с барельефом взял на себя».

Трудно сказать наверняка, что именно двигало купцом: своеобразная «реабилитация» в глазах симбирян за изменение мемориального облика дома или укрепление своего реноме как общественного деятеля и состоятельного предпринимателя. Так или иначе, но работа была выполнена на высоком уровне и обошлась А.К. Юргенсу в 800 рублей. Заказ на изготовление самой доски купец разместил в столице. Основу из черного шведского гранита работы мастерской братьев Ботта украсил бронзовый барельеф И.А. Гончарова. Его отлили в художественной мастерской В.З. Гаврилова по эскизу скульптора Бориса Михайловича Микешина (1873-1937) (сына М.О. Микешина, автора памятника 1000-летию Руси в Новгороде).

24 августа 1907 года Аксель Карлович сообщил на заседании городской думы: «Гранитная доска-памятник с соответствующей надписью изготовлена и отправлена из Петербурга 8 сего месяца, будет здесь около 20-го и поставлена на место к 5 сентября. […] От Городского Управления зависит назначить день для освящения доски и принять все хлопоты по этому поводу». А.К. Юргенс понимал, что не всегда он будет владельцем дома. Поэтому купец позаботился о юридической стороне дела, заявив, «что доску эту он сооружает на свой собственный счет и приносит в дар городу на вечные времена, о чем и будет, согласно указания городского юрисконсульта, составлен надлежащий документ на случай продажи дома другому лицу. Городская Управа, совместно с Училищной Комиссией, обсудив настоящее дело, пришли к заключению приурочить открытие доски-памятника И.А. Гончарову ко дню 16-летней его кончины, т.е. 15 сентября […]».

В проектных и организационных работах в Симбирске участвовал архитектор Август Августович Шодэ. Укрепил доску на стене подрядчик каменных работ крестьянин Иван Иванович Богаткин. Работы осложнялись тем, что сентябрь 1907 года выдался на редкость сырым, холодным и ветреным.

После согласований открытие перенесли на воскресенье, 16 сентября 1907 года. Газета «Симбирянин» писала: «На долю нашего города совсем редко выпадают торжества, особенно подобные тому, какое видел Симбирск […].

В этот день, именно 16 сентября, в 1 час дня, в обстановке, носившей праздничный характер, освящен и открыт памятник-барельеф, поднесенный в дар городу Акселем Карловичем Юргенс, нашему согражданину и уроженцу города, одному из плеяды знаменитых русских художников слова Ивану Александровичу Гончарову.

Перед памятником, уже водруженным на свое место, в амбразуре, специально устроенной для него в стене дома, был изготовлен особый помост в виде беседки, перевитый гирляндами зелени, мешавшейся с живыми цветами и развевающимися национальными русскими флагами, представлявший для глаза красивую картину.

Здесь в сослужении настоятелей многих городских церквей высокопреосвященный архиепископ Иаков совершил сначала панихиду по покойном писателе, а затем и чин освящения открываемого памятника.

При богослужении присутствовали вице-губернатор П.П. Шиловский, представители городского управления во главе с городским головой М.А. Волковым, начальники отдельных частей, представители общественных учреждений и сословий в парадных костюмах, вокруг же помоста тесным кольцом расположились воспитанники и воспитанницы городских учебных заведений с учебными хорами и масса молящихся всех званий и положений».

Оппозиционные «Волжские вести» не преминули добавить в эту идиллическую картину ложку дегтя: «Итак, погода в воскресенье была, относительно, недурна.

Я говорю, относительно, ибо зубы «дефилировавших» учащихся от холода выбивали точь-в-точь такую же дробь, какую извлекали из своих инструментов барабанщики оркестров. […]

На крыше колокольни Вознесенской церкви виднелись с аппаратами фотографы.

[…] Началась панихида.

Так как она продолжалась сравнительно продолжительное время, то кое-где слышались нетерпеливые восклицания.

[.] Интересно было смотреть на толпу.

Что толпа пришла не чествовать писателя, а посмотреть из любопытства на самую церемонию чествования, как смотрят богатую свадьбу или похороны, — в этом не было никакого сомнения. Чтобы убедиться в этом, — достаточно было посмотреть на лица присутствующих.

Даже наиболее отзывчивая часть публики — учащееся юношество, — решительно ничем не проявило своего «праздничного» настроения.

Они детально и «по заказу» выполнили все, что от них требовалось и что было заранее обдумано, и. только.

На лицах учащихся, в особенности учеников младших классов и гимназисток, сквозило только одно, ясно выраженное желание:

— Ух, как холодно. Скорей бы домой!..».

Обратимся снова к «Симбирянину»:

«Когда с памятника упала скрывавшая его доселе завеса, тысячи глаз устремились на открывшееся произведение руки художника.

Музыка заиграла «Боже Царя храни» и волнующееся море народных голов обнажилось.

Чувствовалось что-то особенное в этот торжественный момент — это сознавал каждый, и каждый, если бы его спросили, не сумел бы, пожалуй, объяснить испытываемого им волнующего его чувства. Было что-то радостное в этом моменте и рождающее гордость при первом воспоминании того, что созвало сюда эту громадную, столь разнородную толпу.

Как-то невольно думалось: «Гончаров — слава России. И этою славою художника — могу гордиться и я, потому что Гончаров наш, мой согражданин.».

Городской голова Михаил Алексеевич Волков зачитал торжественный акт, в котором упомянул о решении думы 1898 года и поблагодарил А.К. Юргенса. А еще М.А. Волков выразил «[.] надежду, что добрый почин в деле увековечения имени нашего писателя внушит населению Симбирска твердое намерение соорудить монументальный памятник Ивану Александровичу Гончарову [.]». Последние слова акта потонули в звуках туша, исполненного оркестрами.

«Волжские вести», не упускавшие случая уколоть местные власти, по этому поводу съязвили: «В других благоустроенных городах памятники ставят городские общественные управления за счет города, а у нас наоборот.

Памятник поставил за свой счет г. Юргенс, а городская управа только праздновала.

Вот уж, действительно, «мы пахали».».

Отчасти этот упрек был справедлив. Но в значительной мере он отражал накал страстей в обществе в период Первой русской революции. Для социалистов и либералов И.А. Гончаров был не только великим писателем, ему ставилась в вину работа цензором — «начальствование над застенком русского слова». В день открытия доски «Волжские вести» среди прочих материалов, посвященных памяти романиста, напечатали статью «Апология мещанства». В ней автор заявлял: «Во всех произведениях И.А. Гончарова сквозь художественно созданные образы и картины ясно просачивается основная черта большого своеобразного таланта Гончарова — узкая мещанская жизнь, проповедь мелких мещанских идеалов.

[.] Большой художник, Гончаров был мыслителем — мещанином, бюрократом». 20 сентября консервативный «Симбирянин» дал гневную отповедь, в свою очередь нелестно отозвавшись о «минутных кумирах толпы» — Максиме Горьком и Леониде Андрееве. На дворе был 1907 год, и литература находилась на острие политической борьбы.

Споры (к счастью, не политические) вокруг творчества Ивана Александровича Гончарова и образа Обломова продолжаются и сегодня, но никто в здравом уме не может усомниться в великом таланте художника слова.

Так на улице Большой Саратовской появилась первая мемориальная доска, ставшая к тому же первым памятником И.А. Гончарову на родине. Уже второе столетие доска украшает здание Дома Гончарова. На черном граните позолотой блестят буквы: «Здесь родился Иван Александрович Гончаров 6-го июня 1812 г.».