Вот уж кому не везёт с памятниками на родине, так это Гончарову. Шодэ намеревался поставить его бюст на баллюстраде 2-го этажа Краеведческого музея – но очень уж это не монументально: висеть в воздухе.
Дальше – не лучше. В 1948 году был «освоен» пустующий постамент свергнутого Столыпина возле Дворца книги. Неуютно Ивану Александровичу занимать чужое место, но его не спросили. Теперь винимся перед Петром Аркадьичем: его-то вылепили заново, а постамент занят…
В послесталинское время Гончарова ваял скульптор Писаревский, но усадил в такую неудобную позу, что жаль славного человека: попробуйте, закинув правую ногу на левую, писать справа на подлокотнике кресла. Тут не то, что роман, а и короткое письмо без боли в пояснице не напишешь. Отлитый в чугуне писатель позже пылился во дворе УльГЭС, пока покидающий весной 1961 года свой пост предгорисполкома (мэр, по нашему) Праведнов не позвонил своему преемнику Курнакову с наказом поставить скульптуру в «сквере трёх пионеров» – стояла там такая гипсовая группа. Эти детали мне поведал сам Георгий Дмитриевич – в частности, о том, что гранит добывали под маркой бордюрного камня.
Естественно, что 150-летний юбилей 1962 года обошёлся без помпы открытия памятника. Но даже и в 1965-м не обошлось без казуса. Сдёргивается покрывало – и я не вижу на постаменте запроектированного мною бронзового автографа писателя (на проекте выступающий красивый росчерк писателя контрастировал со строгой врезкой в гранит дат его жизни). «Ну, не успели,– успокаивает меня кто-то из руководства,– а контур подготовлен; пока покрасим, а позже сделаем, твой шаблон не потеряют».
И пролетели ещё 46 лет. В ноябре 2011-го поднимаю тревогу: «Симбирский курьер» публикует мою заметку «Пора поставить последнюю точку. Бронзовую». Ноль внимания. Позвонил только Курнаков, повспоминали мы с ним. А из комитета по наследию голоса: «А где доказательства, что Вы – автор?». Написал губернатору – после этого 24 мая собирается экспертный совет, согласившийся с моими доводами. Вручаю Хаутиеву шаблон росчерка, и, как 47 лет назад, жду его воплощения. Глухо. «Литературная газета» 4 июля публикует мою реплику «На бронзу поскупились». Снова глухо, но теперь ссылки на закон, запрещающий «установку дополнительных элементов и надписей». Это уже смешно: что дополнительного в той же самой надписи, выполненной цивилизованно, а не как на деревенском кладбище – покраской? Наш памятник – не единственный ли в стране с подписью в столь дремучем варианте? И кстати, на чьей совести свежая покраска бронзянкой дат жизни Гончарова? До сих пор хотя бы они соответствовали моему проекту: скромно темнели, врезанные в глубину – незачем им выпирать наружу. Выходит, где не надо, самовольничаем, а где надо – там, напротив, упрёмся быками?
Я никак не ожидал такой помпы и гостей на скромное 205-летие Гончарова. За памятник мне было стыдно. Тем паче, что возле него появилась мини-стела с именами скульптора и даже меня, грешного. Ни грамма она меня не порадовала – потому что следы моего участия: одно – не выполнено, другое – подпорчено. И, кстати, своей белизной она мешает восприятию самого памятника, и неплохо бы её куда-то отдалить, а ещё лучше – заменить малоприметной табличкой при входе (любознательный – и найдёт, и увидит). А пока остаётся повторить последние слова из «Литературки» пятилетней давности: «Словно бы нет ни автора, ни авторского права. А Гончарову – ждать трёхсотлетия?».
Лев Нецветаев, почётный архитектор России.