Подготовил Антон Шабалкин, ведущий архивист Государственного архива Ульяновской области

В нынешнем году мы вспоминаем революционные события вековой давности.
Хотелось бы, не касаясь глобальных вопросов, привести различные факты и документы из истории революционных лет и биографий революционных деятелей. Ведь именно из «мелочей» и складывается история.
Наш город, несмотря на свою удаленность от столиц, имеет к революции особое отношение. Именно в тихом губернском городе Симбирске в семьях педагогов родились люди, чьи имена неразрывно связаны с 1917 годом – Владимир Ленин и Александр Керенский. Первый появился на свет 10 апреля 1870 года, второй – 22 апреля 1881 года (даты по старому стилю). Между домами, где они родились, и Никольской и Тихвинской церквями, где их крестили, всего несколько сотен метров. Илья Ульянов и Федор Керенский были на момент рождения знаменитых сыновей в одинаковом чине – коллежского советника. А оба сына – Владимир Ульянов и Александр Керенский – начинали как юристы.

В мемуарах А.Ф. Керенский писал: «По иронии судьбы три человека, жизнь которых тесно сплелась в критические годы истории России, – всеми ненавидимый последний царский министр внутренних дел А.Д. Протопопов, Владимир Ленин и я были уроженцами Симбирска».

Действительно, симбирский дворянин и фабрикант, депутат III и IV Государственных дум Александр Протопопов, получивший в конце 1916 года министерский пост по протекции Григория Распутина, также наш земляк. А арестовал его в марте 1917 года ни кто иной, как Керенский…

Современные публицисты порой не жалеют красок, расписывая, как прекрасно жилось в Российской империи до 1917 года. Приведем отдельные факты и цифры по Симбирской губернии конца XIX – начала XX веков.

Симбирская губерния занимала 1-е место в России по смертности. По данным земских врачей, на рубеже 1870-х – 1880-х годов средняя продолжительность жизни была всего 19,38 года (у женщин – 20,61, у мужчин – 18,20). Из умерших в 1882 году 61648 человек «пользовалось больничным помещением» только 1,2%. Почти треть умерших составляли дети грудного возраста. Симбирский врач Петр Кудрявцев в 1900 году отмечал: «Наша детская смертность такова, что уничтожает до 10-летнего возраста 50-70% населения».

Выдающийся окулист Григорий Суров в 1912 году констатировал: «На долю нашей губернии приходится более 5000 […] слепых разного пола и возраста. Громадное большинство из них является жертвами разного рода недугов, главным образом, заразных болезней. А так как этого рода болезни у нас в России распространены чрезмерно вследствие бедности, невежества и слаборазвитости современных предупредительных мер и малодоступной рациональной врачебной помощи, то и количество слепых у нас больше, чем в других странах».

Губерния уверенно входила в первую тройку среди регионов по распространению венерических заболеваний. Во Всеподданнейшем отчете за 1902 год губернатор Сергей Ржевский особо отмечал среди недостатков распространение сифилиса. Причем Николай II затребовал ответа, «что делается» по поводу борьбы с «болезнями Венеры», и действительный статский советник был вынужден составлять специальный подобный отчет.

В 1911-1912 годах губернское земство составило выразительную диаграмму «Грамотность крестьянского населения». Лишь чуть более четверти мужчин – 26,87% – умели читать и писать. Среди крестьянок грамотных набиралось всего 3,87%. Семей, где есть грамотные или учащиеся, земцы насчитали всего 51,4%. Причем таковыми считались и те семьи, где на десяток человек находился хотя бы один грамотей…

***

Один из основателей симбирской группы РСДРП Валентин Рябиков был человеком остроумным. И составил своеобразный партийный «дресс-код»: «Мы […] часто узнавали принадлежность к партийному течению того или другого революционера не только по отдельным словам и фразам, но даже и по внешнему виду.

[…] Эсеры обладали несколько мечтательными глазами с поволокой и «мировой скорбью». На них было что-нибудь крикливое (яркая рубаха), особенный пояс или шнурок, пенсне и вообще в эсере чувствовался до известной степени самовлюбленный, рисующийся революционер-артист (герой и толпа).

Анархист имел архивызывающий вид с таким выражением глаз, как будто он собирался бросить бомбу в целый мир, но у анархиста уже нет ни мировой скорби, ни поволоки в глазах, а, наоборот, там есть что-то очень земное и даже, как будто, как говорится, себе на уме, – общая же фигура напоминала как будто русского парня в праздничный день с гармошкой.

Если вы увидите невысокого брюнета с длинными волосами, с длинным горбатым носом, на котором сидит пенсне, и вообще вся физиономия просит какую-либо политическую статью Уголовного Уложения, и этот человек, шагая большими шагами по тротуарам, плохо замечает, что делается у него под ногами, а, остановившись против книжной витрины, забывает весь мир и роет глазами, как гвоздями, книги, то это уже наверняка бундист.

Меньшевик обыкновенно выглядит интеллигентом, бородка клинушком, воротничок белый, частенько пенсне, не очень длинные волосы, сосредоточенное выражение глаз с некоторой долей самовлюбленности, но в гораздо меньшей степени выраженной, как бы сказать, более скрытно и солидно, чем у эсеров.

Большевики не обладали яркими особенностями во внешности. Обычно они походили на рабочих типографщиков или металлистов. Волосы короткие, обычный костюм: темная косоворотка, пиджак, сапоги в заправку – вот и все».

***

Некоторые утверждают, что имя Ленина до революции вообще не было известно. В 24-м томе Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1915 год) статья о Владимире Ильиче насчитывает 34 строки и начинается со слов: «Ленин – псевдоним, под которым пишет политический деятель Владимир Ульянов». Правда, словарь ошибочно утверждал, что Владимир был «в 1887 г. исключен из Казанского унив., как родственник казненному брату-народовольцу». На самом деле обучение в университете Ульянова оборвало его участие в студенческой сходке.

Выдающийся симбирский историк-архивист Павел Любимович Мартынов в 1916-1920 годах составлял «Краткий словарь симбирских деятелей и уроженцев, чем-либо выделившихся из общего уровня повседневной жизни». Небольшую справку о Керенском он дописал на полях. Автор считал Александра Федоровича продуктом эпохи, достигшим власти по воле случая и благодаря харизме, а не из-за великого государственного ума.

А Ленину сразу отведены строки в общем перечне имен. «Ульянов, Владимир Ильич, – писал Мартынов, – всемирно известный вождь международного пролетариата; социалист-теоретик и демагог. Под псевдонимом «Ленин» сыграл видную…». Слово «видную» историк зачеркнул, потом вымарал еще несколько слов и продолжил: «…одну из главных ролей в Российской революции». Места, отведенного для биографической справки, не хватило, и Павел Любимович продолжил писать на полях. Слово «демагог» Мартынов убирать не стал. Впрочем, если обратиться к «Толковому словарю…» Даля, мы увидим следующую трактовку: «крайний демократ, добивающийся власти во имя народа; тайный возмутитель; поборник безначалия, желающий ниспровергнуть порядок управления». Остается лишь предполагать, какой смысл вкладывал в это слово Павел Любимович.

Уже упоминавшийся министр Протопопов удостоился, пожалуй, самой резкой характеристики: «[…] Своим карьеризмом и казнокрадством много способствовал падению самодержавия в России». Впрочем, негативная оценка Протопопова в то время давно стала в стране общим местом.

Причем правдивый историк не закрывал глаза на ужасы революционной эпохи. Он записывал сведения, за которые можно было реально пострадать: «[…] Убит большевиками 30 мая 1918 г.» (о бывшем председателе окружного суда Андрее Полякове); «[…] был директором […] школы вплоть до уничтожения ее большевиками-коммунистами в 1918 г.» (о чувашском просветителе Иване Яковлеве). И даже не смягчил резкой формулировки: «Убит взбунтовавшимися рабами в 1917 году» (о сызранском купце Иване Пережогине).

***

Не все знают, что отречению Николая II от престола предшествовали уговоры со стороны командующих фронтами. 2 марта 1917 года император прочел телеграмму начальника штаба генерал-адъютанта Михаила Алексеева. К ней прилагались телеграммы командующих фронтами с «всеподданнейшей просьбой» об уходе. Приведем по несколько строк.

Командующий Кавказским фронтом великий князь Николай Николаевич (дядя императора): «[…] Победоносный конец войны, столь необходимый для блага и будущности России и спасения династии, вызывает принять сверхмеры. Я, как верноподданный, считаю по долгу присяги и по духу присяги – необходимым коленопреклонно молить Ваше Императорское Величество спасти Россию и Вашего Наследника […]. Осенив себя крестным знамением, передайте ему Ваше Наследие. Другого выхода нет. […]».

Командующий Юго-Западным фронтом генерал-адъютант Алексей Алексеевич Брусилов: «[…] В данную минуту единственный исход может спасти положение […] – отказаться от Престола в пользу Государя Наследника Цесаревича при Регентстве Великого Князя Михаила Александровича. Другого исхода нет. Но необходимо спешить, дабы разгоревшийся и принявший большие размеры народный пожар был скорее потушен, иначе повлечет за собой неисчислимое катастрофическое последствие. […]».

Командующий Западным фронтом генерал-адъютант Алексей Ермолаевич Эверт: «[…] На армию, в настоящем ее составе, рассчитывать при подавлении внутренних беспорядков нельзя. […] При создавшейся обстановке, не находя иного исхода, безгранично преданный Вашему Величеству верноподданный умоляет Ваше Величество, во имя спасения родины и династии принять решение […]».

***

В Пскове в штабном вагоне Николай II поставил свой автограф под отречением в пользу младшего брата Михаила Александровича. Документ, датированный «2 марта 15 час.», заверил министр Императорского Двора граф Владимир Фредерикс, обладатель огромных усов. Вскоре подписал отречение и Михаил. А через несколько часов весть о падении самодержавия в России разлетелась по всему миру.

Уже 3 марта 1917 года из Барселоны в Симбирск отправилось письмо от Александра Маркова к своему тестю – члену Симбирской губернской архивной комиссии Петру Александрову. Зять писал: «Не имея возможности сейчас послать телеграмму, спешу, хотя бы письмом, поздравить Вас, дорогой Петр Александрович, с торжеством революции и с новой свободной Россией!».

Кстати, вышеупомянутый граф Фредерикс, арестованный Временным правительством, вскоре был выпущен на свободу. Проживал в Петрограде, а в 1924 году, испросив разрешение советского правительства, выехал в Финляндию, где и скончался спустя три года в возрасте 88 лет.