Иван СИВОПЛЯС
210 лет со дня рождения – не самая круглая дата. Но юбилей всегда хороший повод вспомнить человека, особым образом, когда его имя уходит из памяти потомков – а мы все, в глубине души, рассчитываем на эту память. Симбирский дворянин Дмитрий Иванович Минаев (1807-1876) был поэтом, публицистом и переводчиком, а еще подполковником по армейской пехоте. Но во всех поэтических словарях Д.И. Минаев стоит «вторым номером» вслед за сыном, «королем рифмы», поэтом Дмитрием Дмитриевичем Минаевым (18351889), и в честь сына названа одна из ульяновских улиц.

И даже в Галерее портретов знаменитых симбирян-ульяновцев, что в Ленинском мемориале, подписанный Минаевым-отцом висит портрет Минаева-сына!.. А ведь при жизни Дмитрий Иванович очень тяжело переживал поэтическую славу Дмитрия Дмитриевича, обвиняя из симбирского безвестия блиставшего в Петербурге Минаева-младшего в кознях и интригах, будто бы перекрывших его творениям путь к широкому читателю. Эксцентрика в поступках и выражениях присуща многим деятелям культуры.

Дмитрий Иванович появился на свет в Симбирске в бедной, беспоместной дворянской семье. Он рос живым и разнообразно одаренным мальчиком, отроком, юношей, но семейных капиталов с трудом хватило лишь на обучение сына в гимназии. Чтобы чего-то добиться в жизни, оставался единственный путь – армейская служба.

В 1823 году 16-летний Дмитрий Минаев поступил унтер-офицером в лейб-гвардии саперный батальон, квартировавший в Санкт-Петербурге. Впоследствии Дмитрий Иванович при случае называл себя «коммунистом» и водил близкую дружбу с революционными демократами, но при случае Д.И. Минаев всегда являл пример верности присяге и самодержавию. Во время восстания декабристов в конце 1825 года саперный батальон оказался среди немногих частей, безусловно лояльных новому императору Николаю I. Саперам была доверена охрана Зимнего дворца, и утром благодарный император, выйдя к промерзшим за ночь саперам вместе с семилетним наследником престола великим князем Александром Николаевичем, протянул к солдатам своего сына и просил любить его так же, как они любят его.

В 1826 году, награжденный первым офицерским чином, Дмитрий Иванович Минаев поступил в 3-й морской полк, в морскую пехоту. 3-й морской полк отличился при подавлении Польского восстания 1830-1831 годов. Во время штурма Варшавы 25-26 августа 1831 года полк атаковал укрепление Воля, где отборным российским войскам было оказано наиболее упорное сопротивление и где обе стороны, в присущем еще эпохе рыцарском духе, являли чудеса героизма и великодушия. Воля была взята, и именно здесь устроил свою ставку командовавший российской армией генерал-фельдмаршал Иван Федорович Паскевич. 3-й морской полк был удостоен Георгиевского знамени.

На вершине своего могущества Российская империя быстро подавляла восстания и мятежи, не давая простым офицерам как следует выслужиться, а жизнь в Северной Пальмире была не дешева. В 1833 году Д.И. Минаев вернулся в родной Симбирск, получив назначение в Симбирский батальон военных кантонистов, а вскоре и вовсе вышел в отставку. Это была такая хитрость, возможность скакнуть через ступеньку служебной лестницы, поскольку при выходе в отставку, по заведенному обычаю, офицер получал очередное звание (от которого зависел размер грядущей пенсии).

Наверняка и в гимназии, и в годы военной службы Дмитрий Минаев «пописывал» стихи, но здесь, в Симбирске, отставной подпоручик впервые явил поэтичность и широту своей натуры, когда «тайно увез девицу из богатой фамилии» Елизавету Ивахниевну Зимнинскую, с которой тайно обвенчался в крохотной сельской церкви. Родившийся 3 ноября (21 октября по старому стилю) 1835 года Дмитрий Дмитриевич стал первым плодом этой бурной любви. От своих родителей Дмитрий унаследовал любовь к поэзии, знание языков и тягу к образованию.

Семейная жизнь – дело ответственное, и в 1838 году Дмитрий Иванович вновь поступает на службу, в Симбирскую комиссариатскую комиссию, занимавшуюся закупкой у частных фабрикантов сукна для армии; из симбирских сукон, кстати говоря, шилась каждая третья солдатская шинель. А в 1839 году в изданном в Санкт-Петербурге альманахе «Новогодник» увидели свет первые восемь стихотворений Д.И. Минаева. Публикация не осталась незамеченной. Прославленный критик Виссарион Григорьевич Белинский увидел в стихах вступившего на серьезную литературную стезю поэта «талант, борющийся с фразерством».

Публикации продолжались. Муза Дмитрия Ивановича воспевала военно-патриотическую тему: «Две зари на Бородинской годовщине», «Упрек Кавказу», «Руской на берегах Роны», повествовала об экзотике и мистике Востока, в ее самом широком географическом разнообразии: «Шлем-мечеть и копье-минарет», «Первая мумия», «Дума на Киргискайсацкой степи». Служба и связанные с ней переезды то смотрителем Оренбургского военного госпиталя, то чиновником Провиантского департамента в Великом Новгороде давали разнообразие образов и тем.

Но ближе всего сердцу Дмитрия Ивановича оказалась родная российская старина. В 1846 году Д.И. Минаев опубликовал собственный, сделанный еще в Симбирске перевод «Слова о полку Игореве», посвятив его своему товарищу, симбирскому педагогу Николаю Александровичу Гончарову, старшему брату писателя И.А. Гончарова, и древнерусский текст с длинным названием «Сказание о Руси и вечем Олзе. Списано с харатейного листа ветхости его ради, а списано верно тожь. Сказание о том, как уставися прозвание Руси». Дмитрий Иванович уверял, что уникальная рукопись Сказания, «доныне неизвестная нашим археологам», была обнаружена им в Ярославле.

Казалось бы, блистательное открытие, прорыв в изучении древнейшего прошлого Российского государства! – но слишком лезло в глаза сходство между минаевским переводом «Слова…» и будто бы отысканным им «Сказанием.». Ученый мир с легкостью разоблачил фальшивку – и, самое обидное, начисто проигнорировал текст: ни одной рецензии, ни хвалы, ни разгрома.

До сих пор не утихает дискуссия, является ли «Слово о полку Игореве» оригинальным литературным памятником XII века или талантливой фальсификацией XVIII столетия? В любом случае перед талантом автора нужно снять шляпу. Талант Дмитрия Ивановича на блистательную стилизацию явно не потянул, тем самым не оправдывая обмана. За Д.И. Минаевым устойчиво закрепилась репутация литератора «со странностями» и «несть от мира сего».

Это было тем более некстати, что в 1847 Дмитрий Иванович стал смотрителем Измайловских продовольственных магазинов, или складов, в Санкт-Петербурге. Вроде бы, печатайся-не хочу, но критика с улыбкой или с раздражением воспринимала новые творения Д.И. Минаева. А ему хотелось большего – быть властителем дум, выразителем мнений. Д.И. Минаев размышлял о некоей новой религии, с преклонением перед прекрасным и жизнью, в которой истинные писатели будут «гражданскими апостолами» и «пророками».

Как то случается, любовь к старине все более сочеталась в Дмитрии Ивановиче с критикой окружающей действительности, особенно низкопоклонства перед Западом. Две стихотворные строки

И Русь теперь в одежде новой Стоит как Янус двухголовый, – стали едва ли не самыми известными во всем поэтическом творчестве Д.И. Минаева. На критической почве зрелый и вроде бы вполне солидный и преуспевающий господин смотритель стал сходиться с молодыми революционными демократами – в частности, с кружком Михаила Васильевича Буташевича-Петрашевского, прославленного именем начинающего Федора Михайловича Достоевского. Люди читали и обсуждали книги, придерживались возвышенных идей, при этом продолжая служить в своих частях и департаментах.

На волне европейских революций 1848 – 1849 годов полиция самым жестоким образом пресекла деятельность кружка петрашевцев: более пятидесяти человек задержано, два десятка, и Ф.М. Достоевский в их числе, приговорены к расстрелу (их не собирались расстреливать, просто попугать, но пережитое оставило в сердце каждого неизгладимо тяжелый след). Д.И. Минаев оказался среди задержанных. Однако с ним обратились гуманно – император Николай I с особым чувством относился к тем, кто был верен ему 14 декабря 1825 года. О службе в столице надо было забыть, и Д.И. Минаев был переведен смотрителем провиантских магазинов в родной Симбирск.

Его попутчиками стали Н.А. Гончаров и 24-летний выпускник Петербургского университета Николай Гаврилович Чернышевский. По отзывам автора романа «Что делать?», Дмитрий Иванович много «забавничал», придумывая разные шутки и заставляя окружающих хохотать до слез.

Шутник, в частности, пририсовал бороду к статуэтке И.А. Гончарова, имевшейся в доме у одних знакомых. Как на грех, бородатая статуэтка попалась на глаза писателю, проезжавшего через Симбирск после возвращения из плавания на фрегате «Паллада». Иван Александрович обиделся, увидев в бороде унижающий намек на свое купеческое происхождение. Обида имела практическое следствие – И.А. Гончаров работал в цензуре, через которую в обязательном порядке проходили подготовленные к публикации произведения, и непременно «заворачивал» творения Дмитрия Ивановича, буде они попадали в его руки.

Но в 1856 году в Симбирской губернской типографии был напечатан поэтический сборник Д.И. Минаева «Тысячелетие Руси в русских народных сказаниях. Хартия первая». Это была одна из первых книг, напечатанных в нашем городе, – первое, изданное отдельной книгой художественное произведение, первый поэтический сборник! Для самого Дмитрия Ивановича это было нечто несравнимо большее условного «первого блина», по выражению поэта, это была «народная эпопея», «врачебное средство против наших воспаленных ран», принципиально новая литература для народа. Дмитрий Иванович пытался приблизиться к народу через слово, будто бы извлеченное из мрака столетий («диди» – дети; «жля» – жалость; «жирня» страда; «челка» – шапка), через «болванные песни», будто бы сочиненные в пору, когда Русь поклонялась идолам-«болванам».

К несчастью для Дмитрия Ивановича, взгляды его не нашли отклика ни в народе, ни в интеллигенции. Да что там, если даже собственный сын, набиравший известность поэт Дмитрий Дмитриевич Минаев, считал отца, отошедшего от социализма к язычеству и корнесловию, чудаком и ренегатом. Отец был уверен, что сын интригует и препятствует его публикациям в столичной прессе. Он даже пытался бичевать ДД. Минаева-младшего в сатире. Поэты-Минаевы не виделись по многу лет. И самая смерть Дмитрия Ивановича в Симбирске оказалась бедной и одинокой.

Но время расставило все по порядку. Дмитрий Дмитриевич тоже еще при жизни вернулся в родной город всеми забытый и оставленный, а теперь отец и сын покоятся на кладбище за общей оградой.