И в новый год наш официоз вступил с мечтами о развале Европы.
Еще даже не закончились новогодние каникулы, как один из федеральных телеканалов посвятил европейскому сепаратизму длинный репортаж. Помянули всех, и в первую очередь, конечно, испанскую Каталонию, где в октябре состоялся референдум о независимости. Референдум, не предусмотренный Конституцией Испании и проведенный по принципу ловчил, когда его инициаторы убрали порог явки, чтобы уж наверняка получилось «за». В результате за выход из состава Испании проголосовало не только меньше половины населения Каталонии, но и меньше половины тех, кто имеет право голоса. Основной бузотер, глава правительства провинции Карлес Пучдемон, объявил итоги голосования победой и сбежал из страны. А в самой Каталонии начался обвал. Больше тысячи фирм ушли в другие регионы Испании. Упал поток туристов, приносивших львиную долю доходов. Мадрид распустил органы власти Каталонии и назначил новые выборы. Большинство на них набрали опять сторонники выхода, но это большинство оказалось вновь меньше половины от числа всех избирателей. И эти каталонские качели продолжаются уже не одно десятилетие.

Наших это, впрочем, не смущает – в Каталонии они упорно видят зарю европейского развала. Как и в плебисцитах, прошедших в итальянских областях Венето и Ломбардия, на которых вопрос о выходе из состава Италии вообще не ставился. На них на суд избирателей выносился вопрос о полномочиях областных органов власти. Это был как бы опрос на тему: «Вы за улучшение жизни?». Получили ответ: «Да». Плебисциты при этом были именно плебисцитами, то есть не имеющими законодательной силы и ни к чему не обязывающими Рим. Он может учесть в своей политике высказанные пожелания, но может, видимо, и не учитывать, хотя, будучи привержен демократии, скорее всего, учтет.

Дальше телеканал прошелся по другим точкам застарелых европейских конфликтов. В Бельгии он видит желание отделиться одной из двух ее частей – Фландрии. Во Франции надежды возлагает на остров Корсику, из века в век находящийся во фронде Парижу. В Великобритании ждет выхода Северной Ирландии и Шотландии, недовольных политикой Лондона, забыв сказать, что и в Северной Ирландии, и в Шотландии это вообще-то реакция на результаты референдума о выходе королевства из состава Евросоюза, против чего проголосовали обе эти территории, продемонстрировав неприятие английского сепаратизма. Но ведущая завершила репортаж бодрым «То ли еще будет!».

Ничего экстраординарного, думаю, не будет. Все эти референдумы являются политикогражданскими процедурами и этапом в развитии европейских стран, идущем поступательно – от худшего к лучшему. История Европы знала и жесточайшие времена, вплоть до сбрасывания противников на прокорм львам и костров католической инквизиции. Но похоже, что Европа умеет извлекать уроки из своего прошлого и, последовательно уходя от зверств, идет ко все более человечному, терпимому и свободолюбивому обществу. И референдумы – это поиск лучшего будущего. В отличие от России, где любой поиск заканчивается, грубо говоря, возвращением к кандалам.

Так у нас было после Октября, столетие которого страна только что промолчала. Так было и после восстания декабристов, двухсотлетие которого приближается. И с реформами Петра I, о трехсотлетии которых и не вспомнили. И с выходом из Смуты, четырехсотлетие которой отметили учреждением государственного праздника 4 ноября – Дня народного единства, зафиксировав, собственно, торжество крепостного права, в которое Романовы на 250 лет заковали страну. При этом альтернативы были, особенно в Смуту, оказавшуюся тем перекрестком, на котором общество могло выбрать направление не в стойло, а из него.

Причиной Смуты было правление Ивана Грозного, вырезавшего и обескровившего российское общество. Грозного на троне сменил его тщедушный и недалекий умом сын Федор Иоаннович, и государством стал управлять его шурин, брат жены, Борис Годунов. После смерти бездетного Федора Годунов, обзаведясь за время регентства «своими людьми», был земским собором избран царем. Это восшествие на престол было, как сейчас сказали бы, не вполне легитимным, через сговор с боярами, но к управлению Годунов приступил, подписав так называемую целовальную грамоту, в которой обещал не судить огульно, не казнить неправедно и проч. Это было прообразом Конституции, ограничивающей самодержавную власть царя, то есть было шагом к правовому государству.

И царем Годунов оказался дельным, управлял умело, но наступили неурожайные годы, которые выхолощенное крестьянство не смогло одолеть. Исчез хлеб. Годунов продавал его из царских запасов, пытаясь сбить цены. Цены все равно росли и выросли, по свидетельству историков, в сто раз. Народ массово умирал от голода, улицы Москвы были завалены трупами. Царь стал раздавать хлеб голодающим бесплатно, надеясь, что феодалы, монастыри и патриарх, чьи закрома ломились от зерна, последуют его примеру. Но надеялся напрасно, хлеб не появился, и Годунов пал. Народ переметнулся к Лжедмитрию I, человеку молодому, грамотному, передовому, который сразу же сломал закоснелый порядок царского двора и начал проевропейские реформы.

Лжедмитрия свергли. Следующей возможностью для Руси было приглашение на трон польского королевича Владислава, который сразу же был признан царем. Осталось одно условие русских бояр: Владислав должен принять православие, чему воспротивился его отец, польский король Сигизмунд III, католик по вероисповеданию. В результате Владислав стал очередной упущенной возможностью Руси, как считает ряд современных авторов. Страна тосковала по новому ярму, которое и нашла в династии Романовых. Первый царь этой династии, Михаил Федорович, был двоюродным племянником Федора Иоанновича, причем не по отцу, а по матери, седьмой жене Ивана Грозного, Анастасии Романовой. Этот факт бояре сочли достаточным, чтобы 16-лет-него Мишу, в котором-де текла царская кровь, выбрать на престол. Царь-то подлинный, Богом данный. Так из века в век и ждем Богом данных, но Бог посылает в основном недоумков да узурпаторов. Может, научить чему хочет? В общем, если европейские народы прогрессируют, и не только в технологическом плане, но и в социальном, то мы – нет. Код раболепия, вмонтированный когда-то в россиян, сломать пока не удается. Осталось, как этой телеведущей, ждать развала Европы, чтобы у них стал такой же бардак, как и у нас. И чтобы беспредел, конечно, был. Тоже как у нас. Не у нас чтобы стало, как у них, а наоборот, и это, по-моему, какой-то патологический выворот мозгов, ведь ведущая – совсем молодая еще женщина. Ей бы о жизни мечтать, а не о всеобщей погибели. Ан нет.

Василий МЕЛЬНИК