Василий Залесский Известность к нему пришла после того, как он стал лауреатом фотоконкурса Московского международного фестиваля молодежи и студентов в 1957 году. После этого он окончил операторский факультет ВГИКа, работал фотокорреспондентом журналов «Советская женщина» и «Кругозор» и уже в 1962 году, по оценке зарубежной прессы, вошел в число лучших фотографов мира. В апреле 2011 года состоялась его персональная фотовыставка в конгрессе США. Но мало кто знает, что его творческая биография началась именно в Ульяновске. – Леонид Николаевич, как вы попали в Ульяновск в начале вашей творческой карьеры? – Ульяновск сыграл в моей жизни удивительную, можно сказать, мистическую роль. В 1957 году я направил заявку на участие в фотоконкурсе, который объявил оргкомитет Фестиваля молодежи и студентов в Москве. И вдруг, к собственному изумлению, я получил вторую премию! Были поздравления, были публикации в газетах, но главная суть подобного успеха в том, что он окрыляет, заставляет ставить перед собой более серьезные цели. Большинство тех, кто участвовал в конкурсе, получили приглашения поработать в различных центральных изданиях. На меня «положил глаз» главный художник журнала «Советская женщина» Кирик Орлов, на редкость добродушный, но крайне требовательный человек, если дело касалось работы. А мои родители, артисты цирка, выступали с номером «Мотогонки по вертикальной стене» и в это время гастролировали в Ульяновске. Перед тем как начать новую жизнь, которая сулила командировки, встречи с людьми, съемки, публикации, я отпросился у Кирика Владимировича в кратко-срочный отпуск, чтобы встретиться с ними и немного отдохнуть. Он, конечно, отпустил, но предложил что-нибудь сделать для газеты, которую планировалось издать к Всемирной выставке EXPO-1958 в Брюсселе. И фотоматериалы с родины Ленина были бы весьма кстати… Мне даже выдали официальную бумагу с просьбой оказывать всяческое содействие. Приехал я в Ульяновск в мае и провел здесь три месяца. И это было время, что называется, на взлете. Чувство, что я снимаю не только для себя, что многое из того, что я сделаю, будет опубликовано, толкало на поиски. Это было золотое время находок, самоутверждения. И тогда мне не раз удавалось найти очень удачные ситуации для съемки. – И какое впечатление на вас произвел город? – Я впервые оказался в городе на Волге, и тот простор, который я здесь увидел, который прочувствовал, сам по себе оказал серьезное влияние на мой настрой. Даже надеялся встретить бурлаков на Волке, но почему-то не встретил. Меня поразила река, мост через нее, памятник Ленину. Я даже попытался средствами фотографии подчеркнуть его монументальность. – Но тогда, вероятно, были не лучшие времена для творческого самовыражения… – Тогда человек с фотоаппаратом вообще был редкостью. Боле того, он вызывал подозрения. Когда я фотографировал мост через Волгу, стоя на мусорной урне, меня даже «повязали» местные жители, приняв за шпиона и препроводили в здание КГБ на улице Льва Толстого. А когда я сказал, что снимаю для Брюсселя, тут уж точно собрались дело о шпионаже заводить. Спасла только бумага, выданная Кириком Владимировичем. Сравнительно недавно об этом эпизоде я написал рассказ «Мост на ту сторону», который был опубликован в журнале «Техника – молодежи» и в сборнике моих рассказов и фотографий, изданном в прошлом году Ульяновским государственным университетом при поддержке кафедры истории Отечества. Так что Ульяновск мог стать для меня не точкой взлета, а точкой падения. Но, к счастью, обошлось. – Как бы вы охарактеризовали вкус той эпохи? – Это было время, когда менялись сами представления о фотографии и особенно о фотожурналистике. Если раньше приветствовалась постановочная съемка, где должна быть выверена каждая поза, выражение лиц, то во второй половине 50-х годов начала развиваться по-настоящему ре-портажная фотография, требующая умения видеть момент, требующая быстроту реакции, проникновения в реальность. Мы уже не были задавлены обстоятельствами, требованиями и страхами. Мы уже умели рисковать. В Ульяновске я просто ходил по городу в поисках интересных сюжетов. Второй раз я был здесь в декабре 1969 года, накануне 100-летия со дня рождения Ленина – уже в официальной командировке от журнала «Кругозор». Но того успеха, как первый визит, уже не было. Была нормальная спокойная профессиональная работа по ленинской тематике. – А сейчас ваши творческие планы связаны с Ульяновском? – И сейчас меня в Ульяновске окружают люди, которые понимают, что как фотохудожник я родился именно здесь. Издательский центр УлГУ выпустил календарь с моими снимками, сделанными в вашем городе. Кстати, в Москве творческие идеи меня посещают гораздо реже, чем здесь. Это просто какое-то мистическое явление: как только я приезжаю в Ульяновск, рождаются новые мысли, появляются силы для работы. Как-то мне попались на глаза работы шотландского фотографа XIX века Вильяма Каррика, который значительную часть жизни провел в России и в 1870 году посетил Симбирскую губернию, создав здесь массу образов местных жителей – крестьян, мещан, купцов. У меня тогда родилась идея сделать нечто подобное – своеобразную энциклопедию в лицах и пейзажах сегодняшней Ульяновской области. Я посетил село Верхняя Маза, где была усадьба Дениса Давыдова, посетил Сурский и Сенгилеевский районы, где увидел потрясающие пейзажи. Поверьте, я очень много путешествовал, но ничего подобного никогда не видел. Я просто в диком восторге. Потом я сказал местным жителям, что на такой красивой земле должны жить красивые и богатые люди. Ответили мне смехом. Согласились, что с красотой здесь все нормально, а вот о богатстве пока думать рановато. Но мне было интересно создать образы местных жителей на фоне местных пейзажей, передать характеры, настроения, какие-то жизненные ориентиры. В этом-то и смысл художественной фотографии. Так что, пройдя по следам Каррика, я создал свое «коллективное письмо» потомкам. – Где, по-вашему, проходит грань между фотоискусством и любительской фотографией? – Это больной вопрос. Фотоискусство – удел немногих. Это как живопись. Есть настоящие художники, и есть люди, которые балуются красками. Художник это прежде всего мыслитель. А средством воплощения творческих замыслов может быть и кисть, и фотоаппарат, и любой другой инструмент. Можно овладеть техникой фотосъемки, но этого недостаточно для создания художественных образов. – Как случилось, что вы снова после долгого перерыва приехали в Ульяновск? – Все началось со старого снимка, что я сделал в Ульяновске. Мне позвонил студент УлГУ Дмитрий Лунин – по поучению своего научного руководителя Ирины Зубовой. Интерес вызвал старый снимок, где был запечатлен мотогонщик, как потом выяснилось, отец Ирины Львовны – Лев Ерохин. Постепенно завязалась переписка, нашлись интересующие нас обоих темы, возникли творческие планы. – А что, по вашему мнению, является главным стимулом к творчеству? – По моему личному опыту, успехи в творчестве связаны с любовью. Я, вспоминая свою жизнь, могу сказать, что лучшие работы, которые до сих пор остаются предметом моей гордости, были созданы в те времена, когда я был влюблен – искренне, наивно, чувственно. Стоит кончиться любви, кончаются и творческие успехи. Кем бы ты ни был – художником, писателем, фотографом – когда любовь уходит, остается один профессионализм, а на нем далеко не уедешь. Материалы комментируем в нашем телеграм-канале
|
|
|
Жан Миндубаев.
Прекрасный фотомастер правда.
Но вот вопрос- уже не к Лазареву. Он говорит:” Я говорю, давайте остановимся, мне кажется, интересно, давайте поговорим, а там будет видно. Остановились, подходим, я начинаю разговор и выясняю, что этот человек – бывший актер цирка. Он ездил на мотоцикле на мотогонках по вертикальной стене. А сейчас он пастух.”
И он же продолжает ( уже в другом интервью)::”Все началось со старого снимка, что я сделал в Ульяновске. Мне позвонил студент УлГУ Дмитрий Лунин — по поучению своего научного руководителя Ирины Зубовой. Интерес вызвал старый снимок, где был запечатлен мотогонщик, как потом выяснилось, отец Ирины Львовны — Лев Ерохин. Постепенно завязалась переписка, нашлись интересующие нас обоих темы, возникли творческие планы.”
Случайность? Или постановка?
Жан Миндубаев.
“Пастух в капитанской кепочке” на самом деле летал на мотоцикле по вериткальной стене? Или это все же соединение реминисценции и ностальгии?
Хочется получить ответ от Ирины Зубовой лично.