Мы поговорили с культурологом, председателем общественного совета по культуре Анной Карвалейру про проект «Киноквартирник», почему у нас нет и не будет современного искусства и как можно культурно отдохнуть в Ульяновске.

– Как и для кого появился проект «Киноквартирник»?

– «Киноквартирник» появился не по моей инициативе. Я, честно говоря, вообще не инициативный человек. Саша Яшин хотел заполнить открытое им креативное пространство «Хаб-кафе» разными событиями и форматами. Две мои хорошие знакомые — Люба Чиликова и Вика Чернышева, подумали, а почему бы нам не смотреть там кино? Кто-то любит Годара, кто-то смотрит Феллини, и вот почему не собрать такие встречи. Но получилось по-другому. Я придумала формат камерного квартирника и первый раз показала там неоднозначный фильм своего любимого режиссера Алехандро Ходоровски. Всем понравилось. Ребята начали просить в следующий раз показать ещё что-то, и мы стали регулярно встречаться и смотреть малоизвестное кино.

Потом мы стали придумывать тематические киноквартирники, чтобы не просто показывать кино, но и обсуждать различные темы. Например, показали азиатский фильм — обсуждаем азиатское кино и искусство. Так продолжалось целый год. Формат вырисовался такой, что мы должны смотреть не то кино, которое все любят. У нас много интеллигентных людей, которые любят старые фильмы – актуальную классику. Но нужно развиваться, нельзя смотреть только Феллини или Тарковского на протяжении многих лет, и считать это артхаусом. Нужно следить за фестивальными новинками, и смотреть то, что актуально сегодня, о чём говорят и пишут кинокритики. Я подумала, что нужно показывать те фильмы, которые находятся в андеграунде для Ульяновска.

Когда «Хаб» закрылся, я думала, что и проект закроется, но по счастливой случайности в управлении культуры открылась возможность получать гранты для физических лиц. Я написала проект «Кинодача», выиграла 30 тысяч, купила экран и проектор, и мы устроили кинотеатр под открытым небом в парке «Владимирский сад», в «Квартале», в летних кафе. Однако хотелось смотреть хорошее фестивальное кино на большом экране, и недавно открывшийся кинотеатр «Мувиз» предложил сотрудничество: именно этот кинотеатр наравне с мейнстримовыми фильмами взяли права на показ фильмов с крупнейших международных кинофестивалей. У меня тогда не было пространства, где показывать фильмы. Проект держался на моем вкусе — плохой он или хороший, это оценивать зрителю. Но проект в кинотеатре, конечно, вырос за рамки квартирника. Это большой плюс — можно посмотреть фестивальное кино на большом экране. С одной стороны, хорошо. что у нас появилось возможность смотреть фильмы на большом экране, с другой стороны – хочется ещё какого-то нового формата, возродить камерные просмотры.

Бывает, что показываешь какое-то скандальное кино. Я однажды показывала Питера Гринуэя «Эйзентштейн в Гуанохуато». Это очень скандальный фильм, в сравнении с ним, например, запрет «Смерти Сталина» выглядит смешным. Картина про нетрадиционные отношения Эйзенштейна с его другом и партнером Хорхе Паломино. Фильм изобилует откровенными сценами нетрадиционного сексуального характера, но все очень красиво снято и наполнено смыслом: это не порнофильм, а настоящее произведение искусства о рождении режиссёрского гения.

– А вы не сталкивались с историями, с которой столкнулся Паша Солдатов в 2015 году? Никто на вас не стучал?

– Нет, потому что пришли все друзья, и мы выбрали пространство в кафе. Это коммерческая площадка, которая позволила это показывать. Мы всех предупреждали, что фильм +22, если не больше. Но поскольку режиссер гениальный, то вопросов ни у кого не возникало. У нас не было намерения опорочить Эйзенштейна, или что-то пропагандировать, мы показываем работу актуального гениального кинематографиста.

– Сколько приходит людей на сеансы?

– Достаточно много. Человек 30 бывает, бывает 20, бывает и 10 придет. Это уже хорошо. Не совсем люди привыкли к такому неразвлекательному кино, и вообще к искусству. Для наших людей культура остается в сфере такого не совсем интеллектуального досуга.

– Понятно, что «кино не для всех» у нас мало показывают. Но у нас даже «Аритмию» ограничено показывали, а «Тесноту» вообще нигде. Почему мы стоим на отшибе?

– Я думаю, что большая проблема заключается в кадрах. Наши кинотеатры работают по франшизе. У нас не осталось кинотеатра, который был бы «ульяновский». За исключением ульяновского кинофонда, где маленький зал. У них, наверное, проблема получить первоочередные права на фестивальные фильмы. Есть кинотеатры, которые показывают авторское и артхаусное кино целенаправленно – «Пионер», например, где есть какая-то тусовка и там этим занимаются профессионально. В Ульяновске такой тусовки нет, к сожалению. Есть любители. Я, например, любитель, пусть и искусствовед, но это ничего не значит, потому что я не профессиональный кинематографист. У нас есть любители артхаусного кино, но их слишком мало, чтобы заниматься этим профессионально. Даже если бы были менеджеры, то нет, наверное, каких-то ресурсов. Директор «Художественного» Надежда Семенова была таким прекрасным кинематографистом, и именно, благодаря, ей я в юности в 15 лет ходила на показы. Там я узнала про Гринуэя, про Годара, про Шаброля. Она все это подавала очень интересно, с обсуждением с предысторией. Для частных кинотеатров – это бизнес. Выбор всегда стоит в прибыли, а ее приносят нам кассовые фильмы, голливудское кино с огромным количеством рекламы.

– Зачем Ульяновску кинофестиваль имени Леонтьевой?

– Мне кажется, идея хорошая, в том плане, что детскому кино не уделяется вообще никакого внимания. В контексте демографической политики губернатора, внимание к детям, это хорошая политическая тема. Поскольку тема государственная, то это такой госзаказ с хорошей логической основой. Но, если бы это был какой-то авторский проект и его делал интересный человек, может быть, фестиваль выглядел бы иначе, было больше международной составляющей, немного пошире взгляд на проблемы кинематографа. Но он выглядит так, как выглядят большинство кинофестивалей в России. Ему не хватает, на мой взгляд, полемических и острых вопросов развития детского кинематографа и действительно профессиональных кинематографистов в жюри.

– Съемки «Морских дьяволов» и «Родовых схваток», на которые тратятся областные деньги, как-то смахивают на пиар области? Или это на распил похоже?

– Все всегда начинается с идеи. Идея прекрасная. Когда выделяют деньги на культуру, искусство – это позитивно. Я ничего плохого в этом не вижу, потому что в сфере культуры работаю давно. Вопрос о качестве. Я никогда не буду смотреть «Морских дьяволов» или «Родовые схватки», потому что это унижает меня как профессионала. Может быть, их смотрит большинство российских домохозяек, и для кого-то, наверное, это важно, когда в «Морских дьяволах» показывают ульяновских ребят. Для меня как любителя другого кино, это невыносимо смотреть. Когда создавалась кинокомиссия, я была уверена, что проведут большой широкий конкурс для всех режиссёров, кто хочет попробовать снять кино, к нам могут приехать большие имена, начинающие кинематографисты, разного рода кинопроекты. Тогда да, это был бы пиар. Никто же у нас даже не работает с этим. У нас открылась кинокомиссия — что она будет делать? Есть режиссеры, которые действительно хотят снимать кино. Выпускники ВГИКа, например. Если посмотреть. сколько людей собирают краундфандингом деньги на очень интересные фильмы, которые никогда не выйдут в прокат, но будут фестивальными и востребованными в интеллектуальной среде. Почему не поработать с этими товарищами? Все зависит от того, кто занимается этими конкурсами. Как «Родовые схватки» выиграли? Что это за режиссер? Я всегда задаю вопрос, какой резонанс проект вызвал в обществе? Одобрен ли он людьми?

– Большинство людей, когда говорят «культурно отдохнуть», имеют в виду просто не пить. Возможно ли на сегодняшний день в Ульяновске культурно и интересно отдохнуть?

– Наверное, да, можно себе составить какую-то программу из того, что есть. Меня заинтересовала в январе выставка поп-арта в Ленинском мемориале. Там выставляли Уорхола и Лихтенштейна. Мне довелось побывать в мемориале на этой выставке. Да, достойные работы, да, действительно Лихтенштейн. Копии, но первого ряда. Не знаю, кто был куратор этой выставки, потому что не было никакой информации. И с выставкой нужно поработать, чтобы представить её куда более выгодно, чтобы не наляпать работы друг на друга. Каждая работа достойна того, чтобы на неё смотреть. Можно было сделать какой-то видеоряд и лекцию о таких всемирно известных художниках. Очень мало рекламы: никаких релизов, пресс-конференций. Если бы я не работала в сфере культуры, то и не узнала бы, что у нас такая выставка поп-арта была. Не хочу бросать камни в сторону коллег, это круто, что они её привезли, но с ней никто не поработал. И так у нас происходит достаточно часто.

С этим хорошо работают театры — и наш драматический, и кукольный театр, и «Молодежный» театр делают грамотный пиар и хорошее позиционирование. Театры – это те места, где ты три-четыре часа можешь посвятить себе, пообщаться с людьми, узнать какую-то информацию. Ульяновск, на самом деле, город театральный, у нас происходят достаточно интересные театральные события. В этой сфере сформирована некая творческая среда.

Но есть ниши, которые ещё нужно развивать. В Ульяновске нет современного искусства, и думаю, что никогда не будет. Люди негативно относятся к совриску, не воспринимают его как часть современной культуры. Те, кому это интересно могут ездить в Москву, в Казань в «Смену». Различные центры есть в Самаре, Нижнем Новгороде, в Тольятти при Художественном музее открылся отдел современного искусства. У нас нет специалистов в этой сфере, кураторов — у нас Холтов известен за пределами Ульяновска, хотя он здесь родился и работает именно с местными культурными кодами. Егор много путешествует, но до сих пор живет в Ульяновске, и это очень хорошо, что он пока никуда не уезжает. У него бывают выставки в Москве, Петербурге, однако у него нет продюсера, куратора, который бы представлял его интересы в арт-тусовке, а современным художникам это необходимо.

В свое время я удивительным образом познакомилась с британским куратором Дэвидом Эллиотом. Он занимается Джексоном Поллоком, актуальными молодыми художниками, плотно сотрудничает с Россией. Он всегда говорил, что отношение к современному искусству показывает степень развития общества. Отношение к современной культуре показывает насколько общество свободно от предрассудков, насколько оно толерантное, демокрастическое, креативное.

– Почему у нас никогда не будет востребовано современное искусство?

– Есть объективные причины. У нас нет вуза, который занимался бы художественными практиками. Вуз это база для всего. Вторая причина — это то, что в Ульяновске нет профессионалов: кураторов, искусствоведов, галеристов, и людей, которые бы имели ресурс, чтобы заниматься им: площадки, деньги, имидж. Современное искусство – это дорогое удовольствие, которое требует определенного пространства, требование к экспонированию, целевой аудитории. У нас нет художников и нет зрителей. Сложно сказать, почему — не потому что мы провинция. Здесь вопрос может в составе населения. Если у нас и есть интеллигентная тусовка, то она очень традиционная, сугубо нацеленная на духовность, историю, краеведение, патриотизм, классику. Прогрессивного, креативного класса у нас не народилось. Есть, конечно, люди, которые сидят в своих квартирах и ежедневно смотрят венский акционизм, перелистывают альбомы с Уорхоллом, все знают, но никуда не ходят, они самодостаточны. Еще одна причина в том, что нет свободных институций. Есть государственные учреждения культуры — а это накладывает определенную ответственность и обязательства. Вот, например, даже Молодежный театр. Он зародился совсем свободно. Это такой глоток свежего воздуха. Они самостоятельно сформировали репертуар. Потом их заметила власть, она им предложила помещение, и, соответственно, власть дает им государственный заказ, в рамках которого они будут существовать.

– Возвращаясь к примеру с выставкой. Такая ситуация получается из-за того, что не хватает профессионализма сотрудникам, или это сама система госкультуры медленно становится современной? Или современная культура сама по себе где-то параллельно едет, а госструктуры сами по себе?

– В некоторых учреждениях, если они успешные, есть спрос. Тот же театр кукол переформатировал свою деятельность, потому что туда пришел новый прекрасный руководитель золотомасочный режиссер Бирюков. Они стали показывать спектакли для взрослых. Например, «Мюнгхаузен — шоу» – это выдающийся спектакль. Не хочу хвастаться, но драмтеатр тоже привлекает режиссеров — Олег Липовецкий, Искандэр Сакаев. Недавно мы провели лабораторию для молодых режиссеров. Они ставят и создают интересные художественные продукты. Есть совершенно авторский и уникальный театр юного зрителя Эдуарда Терехова. Есть очень прекрасные самобытные коллективы на базе ЦНК, но их почти никто не видит, потому что это, видимо, аутентичный фольклор, Есть действительно прекрасный коллектив «Традиция». Да, в государственных учреждениях есть зерна, которые нужно отделять от плевел и не стоит их забывать. Сегодня этот хороший контент пока не составляет какого-то единого культурного пространства, которое развилась бы как «капковская Москва». Это же тоже государственная вещь. В свое время пермская культура развивалась по своему сценарию, или Воронеж, когда туда приехал Эдуард Бояков, который придумал «Золотую маску» в свое время. Он туда приехал, возглавил художественный институт, куда привез в качестве преподавателя Михаила Шемякина. Потрясающе, конечно, что скульптор Шемякин читает лекции об искусстве в Воронеже. Он и в Москве-то не читает. Они разработали интересную концепцию культурной политики, которую не два человека на коленке написали, а 12 известнейших менеджеров, культурологов. Туда сразу большие субсидии полились из федерального бюджета — отремонтировали за огромные миллионы негосударственный, независимый театр. Но для всего креативного, нового нужны культуртегеры.

Время от времени у нас таким энтузиастом выступает Паша Андреев. Он получает какие-то гранты и реализует своевременные проекты, в том числе и международные, и по вовлечению жителей в культурный контекст. Он молодец, но в любом случае один в поле не воин. Это должно быть много тусовок — архитекторов, дизайнеров, актеров. Мне кажется, что здесь не хватает людей с хорошим вкусом.

– Людей со вкусом не хватает в самой отрасли культуры? Или в городе?

– Да нет, в городе их достаточно. Их не хватает в госструктурах. Я не знаю, почему так происходит. Какие-то нужные, интересные форматы у нас сами по себе. Есть восьмая библиотека, где прекрасный директор, которая говорит: «Приходите, делаете, показывайте тут кино, обсуждайте». Она приглашает философов, например. У них есть прекрасный формат «ПостТекст». Но все это стоит денег, это большой ресурс, которого точно у этой библиотеки нет. Это должны быть какие-то программы. Понятно, что мы никуда не денемся от массовых мероприятий, многобюджетных дней города, но можно пересмотреть некоторые вещи. Не могут 365 мероприятий все быть интересными и востребованными. Нужно как-то аккумулировать ресурсы там, где это действительно необходимо.

Госучреждения нуждаются в серьезном реформировании. Все зависит от людей. Можно очень много наоткрывать выставочных центров и креативных пространств, коворкингов, но они не будут жизнеспособными, потому что нет людей, которые все понимают в экономике коворкинга.

– Некоторые мои знакомые не любят драмтеатр, говорят, что он провинциальный, актеры плохие и вообще все плохое. Что ты можешь сказать в защиту своего театра?

– Я слышала такие мнения. Люди очень интересно себя ведут «Не смотрел, но осуждаю». Я недавно увидела дискуссию в фейсбуке: «Я никогда не пойду. Вот был Копылов — была эпоха, она ушла и больше не вернется». Есть у нас в городе такая интеллигентная тусовка, которая привыкает к серьезным, традиционным вещам. У Юрия Семенович Копылова был такой серьезный, шекспировский театр. Он остался в памяти, но это память, и она должна остаться с нами. Это был прекрасный театр, образцовый, репертуарный, театр классической трагедии и драмы. Но сейчас у театра новый формат, и он мне нравится больше, признаюсь честно. Почему я сюда пришла работать? Потому что это один их успешных институтов, где люди как раз есть. Где каждый занимается своим делом, где есть система управления. А второй момент — есть творчество, которое приятно позиционировать. Есть какие-то вещи в репертуаре, которые работают на кассу. Может не всем нравится «Влюбленный таксист», но на него постоянно аншлаги. Сейчас все чаще стали появляться вещи, про которые можно сказать, что это действительно художественный продукт. «Капитанская дочка» у нас вошла в номинанты «Золотой маски» – критики её высоко оценили. Есть замечательный спектакль «Чайка» Искандера Сакаева, есть «Кабала святош», есть очень интересный «Сирано де Бержерак». Все эти спектакли поставили очень известные в театральном мире режиссеры. Профессиональные критики высоко оценивают наши работы. Мне нравится, что с нашей труппой работают разные режиссеры, потому что актер погружается в разные творческие задачи.

Есть, наверное, тусовка, которой постоянно что-то не нравится, но у нас аншлаги всегда. Если раньше к нам ходили только театралы, ценители, возрастная публика, то сейчас у нас много молодежи, и она ходит именно на новые вещи. Приятно видеть другого зрителя. У нас много разных форматов — малая сцена реконструируется для экспериментальных вещей. Мы даем актерам попробовать себя в качестве режиссёров. Есть примеры Максима Копылова, Саши Лебедева, которые уже и получают режиссёрское образование. У нас пространство, которые дает возможность всем реализоваться. И как актеру, и как режиссеру, и как менеджеру. Нас постоянно приглашают на гастроли, на фестивали. Наверное, если бы у нас были спектакли не очень, то нас бы не приглашали так много.

– Несколько вещей в ульяновской культуре позитивные, которые произошли за год?

– Позитивные изменения происходят. Например, открытие «Квартала», каких-то пространств, например, как Future Lab, пусть и очень давно. Конечно, это может не имеет прямого отношения к культуре, но это творческие индустрии, которые можно считать позитивными явлениями. В прошлом году открылась «Точка кипения» в «Спартаке» при поддержке Агентства стратегических инициатив. Это такое пространство, где бесплатно можно проводить образовательные мероприятия. На Кролюницкого открыли офис, который называется «Образовательное пространство «Окна», и сейчас там реализуют разные проекты. Например, молодежный банк идей, где дают возможность реализовать небольшие проекты.

Мне очень нравится проект «Культура активная». Это образовательная лаборатория. Полезно растить кадры, которые придут потом в культуру. Организаторам была тяжело набрать людей в «Культуру активную», потому что не все молодые люди хотят работать в культуре и не все видят в этом перспективы. Каждый понимает, что он будет делать в IT или в малом предпринимательстве, но они не понимают, что культура тоже может превратиться в бизнес, в прибыльное дело. Британский совет в Москве уже десятилетия растит таких молодых предпринимателей в сфере культуры. Я надеюсь, что проекты, которые начал Паша Андреев, дадут новые кадры, позволят аккумулировать человеческий ресурс. Государству нельзя упускать таких людей как Паша, их надо продюсировать. Творческие люди разочаровываются, когда им не дают свободы реализации, и они уезжают в другие города.

В государственной сфере, например, премьера «Капитанской дочки» для меня являлась событием. Фестиваль «Мир. Эпоха. Имена» – это тоже событие. Из Ленинского музыкального фестиваля, благодаря менеджерскому ресурсу Ленинского мемориала, он вырос в очень качественный проект, на который не стыдно из другого города приехать и посмотреть. Для меня было явлением, что в Димитровграде открылось творческое пространство «Горизонт». И что оно открылось благодаря инвестициям. Молодцы Фонд «Ульяновск — культурная столица», что довели его до конца, до ума. В Димитровграде, где пять лет назад была депрессивная молодежь, где закрывали факультет дизайна, а талантливые люди было разочарованы — оттуда уехали в Петербург интересные художники Юдинские, мать и дочь, множество дизайнеров, хореографов. И вот открытие такого пространства как позволит ещё теплящийся молодежи придти туда и открыть себя, почувствовать себя комфортно в творческом пространстве.

Круто, что мы попали в программу кинокомиссий, это хорошая идея, но нужно поработать с её воплощением. Если у нас будут давать гранты на хороший кинопродукт, то это тоже будет позитивным изменением. Но должна быть дирекция, которая будет работать с продюсерскими центрами, вузами, которые производят специалистов, с режиссерами. Должен появиться человек, которого эта тема заинтересует, но пока мы имеем не очень качественный продукт, на мой взгляд, с клеймом «плохое русское кино».

– Молодежь не понимает перспектив культурного бизнеса, потому что у них перед глазами нет удачных примеров в Ульяновске?

– Есть объективная причина. У нас нет вузов, где аккумулируется творческая среда. Это одна сторона. Нет практического образовательного ресурса, который бы им помог. И вузы совершенно оторваны от реальной жизни. Люди должны практиковаться в таких центрах как «Окна», «Квартал», «Горизонт». Должна быть мобильная среда, которая будет производить человека, интересующегося этим всем. Методология айтишников не сильно отличается от творческой индустрии. Я думаю, что культура должна идти параллельно с развитием интернет-технологий. Образовательный процесс немного от этого отстает, не хватает образовательных проектов.

– Культура научилась общаться с медиа? Насколько важен диалог между журналистами и людьми культуры?

– Это проблема до сих пор осталась. Есть какие-то новости про премьеры, выставки. Это переписанные пресс-релизы. Претензии есть к тому, что у нас нет театральной критики, литературной критики. В культуре мы не привыкли друг в друга кидать камни и показывать пальцем. У нас все решается в кулуарах. Мы вышли с плохого концерта — и «ой, какой, ужасный концерт». Прямо никто не научился указывать на ошибки. Возможно, из-за этого в СМИ тоже происходит недопонимание. Потом это недопонимание нарастает как снежный ком. Ефимову никто долгое время не говорил, что он прекрасный ученый, но музей, простите, в плохом состоянии. Ему может никто не подсказал, что нужно делать другие вещи. Была проблема, которая назревала как снежный ком, а потом бум — происходит резонанс. Понятно, что для прессы этот скандал был замечательный информационный повод. А оценить и проанализовать, почему это произошло, никто не может, потому что не следит за культурными процессами в Ульяновске. Никто не говорит, что посмотрел очередной концерт в Центре современной культуры и сказал, что так работать нельзя. Никто не может открыто высказаться.

Нет журналистов, которые следят за культурными процессами и оценивают их с точки зрения аналитической журналистики. Есть Татьяна Альфонская, которая прекрасно пишет о театре, что-то делается на Улграде, Юля Узрютова как журналист. Но так, чтобы это действительно было каким-то событием не только в культуре, но и событием в прессе, чтобы это разворачивалось, как это делают в новых медиа («Медуза», «Афиша», «Батенька, да вы трансформер» и др), таких форматов нет. Но, я надеюсь, что все впереди.

– Официальная и неофициальная культура в Ульяновске далеки друг от друга?

– Для меня как для культуролога, культура, конечно же одна. Её нельзя делить на официальную и неофициальную. Потому что для меня культура – это люди, которую её делают. И есть люди в официальной культуре — режиссеры, музыканты, менеджеры, которые делают прекрасные вещи сами по себе, но они работают в госучреждениях. Я себя не отношу к какому-то лагерю, потому что после работы я могу сделать какой-то неформальный проект. Но с другой стороны, есть андеграунд, оппозиционно настроенный к власти. Есть культура, которая обслуживает госзаказ. Госзаказ не всегда плох, как мы думаем о нем. Какие-то масштабные события можно сделать хорошо, пусть и сделанные по госзаказу, главное, чтобы заказ на культурный продукт формировало само общество. Важно культурное разнообразие, а люди сами делали выбор. Восьмую симфонию Бетховена причисляли к гимну фашистов, но для ценителей музыки это не так. Это гениальная восьмая симфония Бетховена.

Для меня важно такое понятие как «культурная среда». Если эта среда будет создана, то не будет конфликтов между государственными или негосударственными институтами. Среда это человеческие отношения, понимание того, что ты делаешь. Ульяновск отличается от других городов тем, что процессы формирования среды немножко замедляются какими-то человеческими факторами. Люди боятся именно в культурной среде поработать, потому что для них не так ощутим этот результат, он нематериальный. Есть один способ объединить эти культуры в одну среду — просвещение. Многие приглашенные эксперты, оценивая культуру в Ульяновске сказали, что у нас замечательные площадки, библиотеки, театры, но не народилось людей в них.

– Кто должен заниматься просвещением – государство, или заинтересованные люди, чтобы появилась среда?

– Культурную среду возможно формировать искусственно. Это процесс институциональный — нужно создавать и поддерживать институты. Должны появиться форматы не только «Пляшем и поем на площади», но и образовательные форматы. Они должны появляться не только в «Окнах», а везде — в театрах, библиотеках. Такие проекты могут объединять людей разных профессий, чтобы не только работники культуры между собой общались, но и журналисты, дизайнеры, айтишники. Смежные профессии должны быть частью культурного пространства. Я сейчас говорю элементарные вещи, которые все давным давно понимают. Для меня это очевидно, и я боюсь показаться банальной.