Публикация группа “Старый Ульяновск. Brandergofer” Лето. В ситуации, не осложненной печальными обстоятельствами этого года, – самое время отправиться в путешествие по Волге. А как это было более ста лет назад, в самом начале ХХ века? Г.Н.Голубцов Часть 1 …Сколько связано с Волгой в истории нашего народа, в жизни многих из нас! Для меня это раннее детство, проведенное на старой Волге… Для большинства селений приход пассажирского парохода был своеобразным развлечением. Даже в сравнительно больших городах пристани не имели электрического освещения, и в вечерних сумерках лишь керосиновые фонари скупо светили скучающей в ожидании парохода публике. Чуть только вдали показывались огни, каждый старался занять место у перил, чтобы оказаться в первом ряду «зрителей». Пароход приставал, с берега протягивался провод, соединяющий пристань с бортовой электрической сетью через обыкновенную штепсельную розетку, и вспыхивал праздничный свет. Поцелуи и объятия встречающих, нетерпение отъезжающих, любопытство публики и пассажиров, прогуливающихся по верхней палубе. Смех, шутки… Наконец, людской поток иссякал, входили новые пассажиры, начиналась погрузка – цепочкой плыли на спинах грузчиков ящики, мешки, бочки… Я обычно стоял на капитанском мостике и смотрел вниз. Там отец, капитан парохода, наблюдал за погрузкой. Он подходил к перилам пристани и показывал мне один палец – пора давать первый свисток к отходу. На мостике была ручка от проволоки, идущей к свистку, но нажать ее мне не хватало силы. Я бежал к рубке, забравшись на скамейку, доставал до свистка, и в воздухе далеко разносилось «ту-у-у, ту!» – один длинный сигнал, один короткий. Когда отец показывал два пальца, я давал второй свисток – один длинный, два коротких. Третий мне давать не разрешалось, это отец делал сам. Звонок в машинное отделение: «Машина готова?» «Готова», – отвечали снизу. Третий свисток: «Ту-у, ту, ту». Убирались сходни, закрывались пролеты на нижней палубе. Резко: «Ту-у, ту, ту!», «Отдай чалки с носа и двух пролетов!». В машину: «Самый тихий назад!» Колеса начинали медленно поворачиваться, и пароход, удерживаемый кормовой чалкой, медленно отводил носовую часть от пристани. Лоцман и штурвальный энергично перебирали ручки штурвала, кладя перо руля налево. Когда нос отходил, в машину следовала команда: «Стоп!». Последний короткий свисток: «Отдай кормовую»; машине: «Средний вперед». Колеса энергичнее загребали воду, и пароход выходил к середине реки. Через некоторое время машине командовали: «Вперед до полного». И вскоре: «Полный». Бежали берега назад, удалялась пристань. Еще видны были на ней машущие руками провожающие, расходящиеся по берегу люди, а пароход уже шел полным ходом, оставляя за собой два ряда крупных валов от колес… Родился я три четверти века тому назад в семье помощника капитана пассажирского парохода, принадлежавшего обществу «Самолет». «Самолет» был одним из крупнейших на Волге акционерных пароходных обществ. Акционеры – члены царской фамилии, высокопоставленные чиновники, промышленники-миллионеры. Близость пайщиков к царскому двору давала «Самолету» ряд преимуществ перед другими пароходствами: «Братья Каменские», «Кашины», «Любимовы», «Кавказ и Меркурий», «Русь», «По Волге». «Самолет» главным образом перевозил пассажиров, пароходы имели комфортабельные каюты, команды носили строгую форму, пароходство стремилось тщательно соблюдать расписание движения судов. Привилегированное положение давало пароходству возможность ставить пристани в больших городах в наиболее удобных для подъезда местах, получать монопольное право на перевозку почты, арестантов, другие выгодные подряды. Служить в «Самолете», по рассказам отца, было не просто. Волга в предреволюционные годы делилась на три плеса: верхний – от Твери до Рыбинска, средний – от Рыбинска до Нижнего Новгорода и нижний – от Нижнего Новгорода до Астрахани. Выпускник речного училища, если ему удавалось поступить в «Самолет», попадал сначала на нижний плес практикантом. Поплавав несколько навигаций, он переводился на средний плес помощником капитана и, отслужив еще несколько лет, становился капитаном парохода на верхнем плесе. Дальнейшее продвижение в капитанской должности шло сверху вниз: верхний плес, средний и нижний. Продвижение по этой лестнице производилось очень медленно, зависело от «руки» в верхах, благорасположения управляющего пароходством и от множества других причин, не говоря уж о чисто деловых качествах. Оно могло ускориться или замедлиться симпатиями и антипатиями ревизоров, взаимоотношениями с крупными торгово-промышленными фирмами, пользующимися услугами пароходства, а иногда просто жалобой влиятельного пассажира на капитана, чем-то не угодившего ему. Отец плавал помощником капитана на среднем плесе. Семья наша жила в Костроме, и он за навигацию много раз проходил мимо дома. Я родился в феврале, а весной отец забрал мать и меня к себе на пароход. Родившаяся позже сестра также с первых месяцев жила с нами. Размещались мы в маленькой каютке на первой палубе в большой тесноте. Достаточно сказать, что я спал в шкафу над колесным кожухом, к которому примыкала наша каюта. За редким исключением, я проводил на пароходе все лето до глубокой осени. После поступления в школу мои плавания несколько сократились, но все равно 2-3 месяца я был оторван от земли, от зелени, от детских игр. Кроме «Самолета» пассажирские пароходы были у обществ «По Волге» («волжские»), «Кавказ и Меркурий» («меркурьевские»), «Русь» («русинские»). «Самолетские» пароходы были окрашены в розовый цвет, имели красную опояску на черной трубе и своеобразный щелевой колесный кожух, по ободу которого славянскими буквами было написано название парохода; гудки, как правило, низкого тона. «Волжские» – белые, с черным корпусом и трубой. На колесном кожухе прикреплялась большая золоченая звезда, гудки были высокого, резкого тона. «Меркурьевские» – тоже белые, черная только труба. «Русинские» – светло-фисташкового цвета, с черным корпусом и трубой, на колесном кожухе и трубе – синяя буква «Р» Самым большим по числу пароходов был «Самолет», далее – «Кавказ и Меркурий», затем общества «По Волге» и «Русь». У «Самолета» на верхнем плесе ходили трехпалубные «композиторы»: «Глинка», «Мусоргский», «Серов», «Даргомыжский», «Чайковский», и почему-то в эту «компанию» попал «Щедрин-Салтыков», которым длительное время командовал мой отец. Кроме «самолетских» здесь ходили только «волжские» – всего два плоскодонных парохода, двухпалубные «Котя» и «Вера» На среднем плесе каждое общество держало трехпалубные суда с большей осадкой и сильными машинами. «Самолетские» назывались «князьями»: «Князь Юрий Суздальский», «Князь Мстислав Удалой», «Князь Дмитрий Ростовский», «Князь Михаил Тверской», «Князь Федор Ярославский», «Князь Михаил Скопин-Шуйский», «Князь Василий Костромской», «Князь Серебряный», «Князь Иоанн Калита», «Князь Владимир Святой», «Князь Симеон Гордый», «Князь Юрий Долгорукий», «Князь Андрей Боголюбский», «Князь Ярослав Мудрый». В 1912-1914 годах появились «Император Александр Благословенный» и «Царь Михаил Федорович» На нижнем плесе у «Самолета» плавали «писатели» и «поэты»: «Тургенев», «Крылов», «Достоевский», «Некрасов», «Пушкин», «Гоголь», «Лев Толстой», «Короленко», «Лермонтов», «Чехов». Появился перед первой мировой войной пароход «Великая княгиня Мария Федоровна». Общество «По Волге» продолжало «сословную» традицию в названиях: «Граф», «Графиня», «Князь», «Княгиня», «Царь», «Царица». Среди «меркурьевских» лидировали: «Цесаревич Алексей», «Кутузов» и два больших, первых на Волге винтовых теплохода «Бородино» и «1812 год» – огромные по тем временам быстроходные суда, превосходящие по всем статьям даже лучшие «самолетские» пароходы. Кроме Рыбинска, Ярославля, Костромы, Нижнего Новгорода, Казани, Симбирска, Самары, Саратова, Царицына, Астрахани, имевших по нескольку пристаней, во всех промежуточных пунктах стояло по одному дебаркадеру, к каждому из которых приставали пароходы всех обществ. Тот, кто приходил первым, забирал всех пассажиров и большую часть груза. «Самолет» не гнался за грузовыми перевозками (хотя с пустыми трюмами и его пароходы не ходили). Но для других пароходств товарные перевозки были решающими. На верхнем плесе «Самолет» имел преимущество в количестве пароходов, но «волжские» были легче и быстроходнее. Однажды летним вечером «волжский» «Котя» и наш «Щедрин-Салтыков» шли рядом. То «Котя» обгонял нас, то «Щедрин» нажимал на свои лошадиные силы и обходил соперника. Узкая верхняя Волга, изобилующая многочисленными перекатами и мелями, требовала настоящего мастерства судовождения. Какой ажиотаж царил и у нас, и на «Коте», какой шум поднимался, когда кто-то вырывался вперед! Какими же тружениками были судоводители моего детства! Рулевой штурвал – два огромных колеса, снабженных по ободу ручками, на оси – зубчатый вал, по которому идут звенья цепи, ведущей к рулю. Чтобы повернуть его, нужна недюжинная сила, и недаром до блеска отполированы ручки штурвала мозолистыми руками лоцманов и штурвальных. Только в предреволюционные годы появились паровые штурвалы, где вместо огромных ручных колес стояло одно – величиной с баранку автомашины. Штурвальный, поворачивая его, открывал правую или левую заслонки, а проворачивал всю систему пар. Из навигационного оборудования в ходовой рубке флаг для отмашки встречных судов, железный рупор (стояли еще рупоры и на мостиках), изредка бинокль. Остальное заменяли глаза, руки, опыт, да наивная полувера, полупривычка надеяться на покровителя всех судоводителей – Николая Чудотворца, икона которого была непременным атрибутом ходовой рубки. В рейс шли часто в условиях мелководья, днем и ночью, в ветер и туман. Не было радиосвязи, из навигационных знаков – только бакены, освещаемые ночью керосиновыми лампами. Роль современных створов выполняли купола прибрежных церквей, отдельные деревья и выдающиеся мысы береговой линии. В «Самолете» было принято салютовать встречному пароходу своего общества подъемом вымпела на носовой мачте и приветственным свистком: длинный, три коротких, длинный, короткий и еще длинный. Подходя к пристани, пароход подавал длинный свисток и поднимал белый носовой вымпел с тремя буквами «О.П.С.» (общество пароходства «Самолет»), а в почтовом рейсе с почтовой эмблемой – двумя перекрещенными рожками. Трехцветный государственный флаг с красными буквами «О.П.С.» на белой полосе поднимался на корме утром и спускался на ночь. Единственная шлюпка подвешивалась к кормовой мачте. Носовой якорь у большинства пароходов крепился на бушприте – толстом брусе, выступающем на носу судна, и поднимался ручной лебедкой или кабестаном. Подъем якоря – дело хлопотливое, «на якорь» становились в исключительных случаях, на временном причале суда удерживались только чалками. Вымпел желтого цвета нес пароход, подходя к пристани, если на судне оказывался холерный больной. Пристанская администрация удаляла публику, вызывала санитарную карету, и больного госпитализировали, а на пароходе все обливалось раствором карболки. На судах плавали фельдшеры, почтовая каюта освобождалась под изолятор, принимались особы меры на камбузе, тщательно наблюдалась работа буфета и официантов, контролировалось кипячение воды. В состав команды «самолетского» парохода входили капитан, его помощник (на нижнем плесе два: один старший, второй ведавший грузооборотом), практикант, два сменных лоцмана, два штурвальных, боцман, палубные матросы, из которых один нес вахту на носу, второй на корме и два – на нижней палубе, и трюмные матросы. Матросскую команду, лоцманов и штурвальных капитан комплектовал задолго до открытия навигации. Письма матросов с просьбой о зачислении в команду отец получал еще зимой. Состав команды почти не менялся, что позволяло отсеять тех, кто показал себя с отрицательной стороны. Нужно сказать, служить с отцом было нелегко, он жестоко преследовал матросские «грехи» (провоз «зайцем» пассажира или, как теперь говорят, «левых грузов»), пароход всегда блистал чистотой и безупречно, по возможности, выдерживал расписание. Так же набиралась машинистом и машинная команда, которая подчинялась машинисту, но контролировалась капитаном. Особняком стояла буфетная команда. Пароходные буфеты сдавались с торгов, происходивших перед началом навигации в Нижнем Новгороде. Каждый буфетчик стремился заполучить пароход побольше, получше. Он приводил на судно поваров, кухонных рабочих, официантов всех классов и горничных. Как ни странно, главный доход буфетчик имел… от кипятка для пассажиров третьего и четвертого классов. Чайник кипятку стоил 2-3 копейки, а буфетчик получал его бесплатно: воды в Волге много, кипятит ее пар от машины. Пассажирские места в третьем и четвертом классах обычно не пустовали, питание «палубных пассажиров» состояло из чая и домашней снеди. Продукты, выставленные на буфетной стойке, были им не по карману, пожалуй, кроме «косушки» водки и немудреной селедки, они оттуда ничего и не брали, – буфетчик загребал немалые суммы за кипяток. Разумеется, заварка чая и сахар оплачивались отдельно. Пароходные буфеты и кухня отличались высоким качеством – знаю из собственного опыта. При торгах буфетчик обязывался кормить командный состав парохода за мизерную плату. Наша семья питалась по системе «карт-бланш» – мы выбирали на завтрак, обед и ужин любое блюдо, стоявшее в суточном меню, а при желании могли заказать и то, чего в нем не было. Матросские и машинные команды готовили пищу поочередно, закупая самостоятельно продукты питания. Окончание далее
|
|
|
Справедливый
При нынешних нано-бункерных правителях тоже самое – и сейчас 99,9% людей могут видеть теплоходы на картинках или, в лучшем случае, с берега Волги, если этот берег, конечно, не перегорожен всякими друзьями и сообщниками лилипу/тькина.
321
Спасибо, интересно.
малай
Это наше будушее.!
Речной краб
Вернуть речной порт в Сурское! Как в 1960-х.