Санкции в сфере цифровизации добивают здравоохранение области, и без того находящееся практически без сознания.

Вдобавок ко всему на медицину навалились еще и так называемые IT-технологии. Компьютеризация, иначе говоря. С начала 10-х годов в стране идет внедрение Российской медицинской информационной системы (РМИС), напоминает Ulpressa.ru. В нашей области ее региональный сегмент вводится с 2012 года, а с 2023-го система должна заработать в полном объеме.

Это электронное ведение медицинских карт, онлайн-запись на прием к врачам, хронология назначенного лечения, движение медпрепаратов, возможность анализа хода и качества лечения, возможность информационного взаимодействия врачей разного профиля и координации их усилий применительно к пациенту и так далее. Но пока все это является тормозом в работе медиков, констатируют работники отрасли.

Интернет плохой и далеко не везде есть. Ведение медкарт в реальном режиме времени невозможно, поскольку загрузка идет очень медленно, и врачам приходится записывать ход приема пациентов на бумаге, а потом вбить в компьютер, выполняя таким образом двойную работу. Положение усугубилось введением против России западных санкций, в результате чего многие IT-компании из нашей страны ушли, и теперь ни техника, ни программное обеспечение не обслуживаются. Разныe части РМИС разрабатывали разные фирмы, и ее отдельные фрагменты между собой не стыкуются. К тому же старые врачи не хотят в цифровизацию вникать и ее осваивать. Вероятно, и потому в том числе, что видят, каким грузом она на них повисает, и потому, что не видят пользы от нее.

С этим, если положа руку на сердце, трудно не согласиться. Цифровизация медицины выглядит пока как дорогостоящая, пустая и в определенном смысле вредная балалайка. Никаких особых проблем ведение медкарты в письменном виде не создает. С одной и той же медкартой пациент идет ко всем врачам, и любой врач, посмотрев ее, легко получит представление о недуге или недугах человека, о процессе лечения, прописанных препаратах, динамике развития болезни. Причем сделает это куда быстрее, чем загружая электронную карту. И что немаловажно, этот вид медицинского документооборота куда надежнее хранит врачебную тайну, поскольку дело с ним имеет исключительно медперсонал. В отличие от “цифры”, где история болезни очень быстро оказывается в общем доступе.

Более понятен и предсказуем и способ записи на прием по телефону – человек уверен, что разговаривает с сотрудником регистратуры, который тут же записывает его к врачу. Записавшись же через интернет, он не уверен, что эта запись где-то не затеряется, и в итоге ее просто не увидят, так что к врачу он может и не попасть. Компьютер может к тому же зависнуть, и тогда весь процесс останавливается. Если какую функцию цифровизация и выполняет, то разве что обеспечивает слежку за пациентами, превращая медиков в операторов ЭВМ, вносящих в досье граждан все новые и новые данные. Здравоохранение, словом, подменяется ведением статистического учета.

Но здравоохранение – это не статучет и не череда сеансов видеосвязи, это работа врача с пациентом. Тогда оно эффективно. В обозримом прошлом этому принципу наиболее полно отвечали, на мой взгляд, 70-80-е и частично 90-е годы прошлого века. Сужу по своим родителям, прожившим долгую жизнь – отец 84 года, а мать 88 лет. Жили они в деревне в Сурском районе, в работе, особо крепким здоровьем не отличались, перенесли и оперативные вмешательства. И немалую роль в их долголетии сыграло, я считаю, здравоохранение. Выстроено оно было следующим образом. В нашем селе была своя небольшая больница, в штате которой работали терапевт (вероятно, -точно не помню), фельдшер, медсестра и одно время – аптекарь. Первыми с пациентом имели дело они, приходя в том числе к нему по вызову домой.

И это было аналогией семейного врача: медики были свои, всех жителей села знали, знали, что называется, у кого что болит, и вели пациентов на протяжение десятков лет. Если требовались врачи узких специальностей, пациента направляли за десять километров в село Астрадамовка, где были стационар, инфекционное отделение, хирургия, кардиология, врач-ЛОР, стоматология, окулист, рентген, лаборатория. В случае необходимости человека отправляли в Ульяновск, в областную больницу, где моих родителей в разное время оперировали. И они были во всем этом не безликими статистическими единицами. Лет через двадцать после операции матери по удалению желчного пузыря я сказал хирургу облбольницы, который ее оперировал, что он спас мою матушку. «А как ее фамилия?» – спросил он. Я назвал. «Как же, как же! – воскликнул он. – Прекрасно помню», и рассказал подробности той операции, передав моей матушке привет. Представляете, врач своих пациентов помнил и двадцать лет спустя. (То, что пациенты его помнили, это-то не удивительно.) А будь все это в «цифре», цифрами они где-нибудь в электронной системе и остались бы. Если бы вообще остались, либо при каком-нибудь сбое исчезли бы без следа.

В позднем СССР медициной занимались медики, сейчас – все, кому не лень: бывший сотрудник Минфина Татьяна Голикова – в масштабах России, демагоги в Госдуме, представители махровой бюрократии Сергей Кучиц и Владимир Разумков – в нашей области, пустословы из Областной общественной палаты, первыми, как сообщалось, давшие добро на слияние Барышской и Базарносызганской районных больниц, при том, что в этой палате, скорее всего, и не представляют, где Барыш и Базарный Сызган реально находятся, и что такое здравоохранение. Итог: министр здравоохранения России Михаил Мурашко признал на днях, что смертность среди мужчин в возрасте 30-40 лет в нашей стране вдвое превышает смертность среди женщин этой возрастной категории. Добавив, что целью социальной политики по-прежнему остается достижение к 2030 году средней продолжительности жизни россиян в 78 лет. По-моему же, тут или одно, или другое. Или уход в 35 лет, или жизнь до 80. Одновременно и то и другое при такой политике вряд ли получится.